Паутина. Том 3. Призраки замка

И Юлька объяснила, это для маленького ребенка лучше всего, взять смеси, а если их нет, то рисовую или манную кашу.

Хозяйка перевела повару Юлькины слова, и пожилая женщина-повар открыла один из многочисленных шкафов, где были все полки, забиты детским питанием. Коробочки со смесью, баночки с пюре, соки, желе.

– Да здесь много всего! – возмутилась хозяйка. – А ребенок голодный ночь и все утро. Сын привез и поставил в шкаф, никого не предупредив, что с этим делать. Я говорю, у нас очень давно не было в доме маленьких детей. Надо было ребенку найти кормилицу, но сейчас не прежние времена, своих детей не хотят кормить, не то, что чужих. У моих детей была кормилица, но это было очень давно.

Юлька слушала хозяйку, а сама распечатала баночку с яблочным пюре, переложила в чашечку и сев в зале за стол стала кормить ребенка, тихо что-то приговаривая. Девочка нехотя ела, а бабушка наблюдала за Юлькой и удивлялась ее терпению, с которым она уговаривала ребенка кушать. Но сколько она не прислушивалась, не могла услышать, что Юлька шептала малышке на ушко.

– Юленька, я жду, когда ты спросишь, как зовут мою внучку, но ты так и не спросила. Как ты обращаешься к ней? Каким именем называешь ее? – вдруг спросила Мария Игнатьевна.

– Ах, да, – спохватилась Юлька. – Я хотела спросить, но забыла, а называю я вашу внучку солнышко, красавица, моя маленькая девочка. Вы против? Я должна называть ее только по имени? Тогда скажите, как зовут вашу внучку?

– Нашу девочку зовут Татьяна, но я не против ласковых имен, которыми ты называешь ее.

Юлька облегченно вздохнула, и подумала:

«Как она забыла спросить про имя. Чуть не прокололась, надо быть внимательной. Бабка наблюдает за нами, не хватало еще ревности с ее стороны».

И когда малышка поела, Юлька подошла к Марии Игнатьевны.

– Поговорите со своей внучкой.

– Внученька, Танечка, посмотри на бабушку. Ласково просила Мария Игнатьевна. Но девочка отвернулась к няне, уткнулась ей в плечо и не хотела никого видеть. А бабушка гладила ей спинку, ручки, ножки. И при каждом прикосновении девочка вздрагивала, а потом заплакала.

– Она привыкнет, не беспокойтесь, она привыкнет к обитателям дома, а к вам сама будет проситься на руки. Но для этого, я должна свободно передвигаться по дому с ней на руках, чтобы она не боялась его, чтобы она знала каждый его уголок, и тогда дом и кто живет в нем, не будут пугать ее. Но на это нужно время и терпение. Я взрослая и меня пугает ваш замок, хотя в нем все по-современному, но меня пугают высокие потолки, сквозь них проступают призраки прошлого века, я имею в виду старинные камни и их роспись. Потом эти полутемные длинные коридоры… Но все это потому, что я не жила здесь, я не привыкла. А новые дома, новые места всегда пугают. Даже в лесу бывает такое, знакомый участок леса кажется тебе родным, а незнакомый враждебным, – тихо говорила Юлька, между словами целуя малышку то в пальчик, то в шейку. Поглаживала ее по спинке, улыбалась ей, что-то шептала ей на ушко. И девочка успокоилась, и даже повернулась к бабушке, опасливо на нее поглядывая. Она боялась, чтобы ее не разлучили снова с той, к которой она чувствовала доверие, с которой ей было спокойно.

А Мария Игнатьевна молча, наблюдала за Юлькой и своей внучкой и видела, что между ними есть какая-то связь, не видимая глазу. Какая бывает у матери и дочери. Но она то точно знала, что Лизонька умерла, а другой матери не может быть.

«Неужели у этой молоденькой девчонки больше жизненного опыта, чем у меня?» – с огорчением думала она. – «Или у нее дар любить детей, и они к ней тянутся. И доверяют ей, как я вижу по своей внучке. Не будет ли это опасно? Не потеряю ли я любовь своей девочки? Но мне нечего терять, любви еще не было, не было даже доверия этого ребенка. Я ни разу не держала ее на руках, так, чтобы ребенок не захлебывался в крике», – тут же опровергала себя она. – «А эта девочка держит на руках малышку, так как своего собственного ребенка, будто она ее держит с рождения. Она и обращается с ней так же, как обращалась бы с любимой доченькой. Она беспрерывно ее ласкает. Каждое ее движение словно предназначено для ласк. Так может обращаться мать с ребенком, и любимая женщина с мужем. Нет, о чем я? Здесь не может быть сравнения. Любовь матери безгранична, она не ждет ответной любви, она уже счастлива оттого, что ее ребенок рядом. А эта девочка, такая неуклюжая на вид, с толстой, уродливой талией, хромая, она счастлива. У нее глаза счастливой матери, она вся светится, и ее не уродует ее одутловатое лицо, ее не волнует ее внешность. Вот что удивительно!» – удивлялась Мария Игнатьевна, наблюдая за Юлькой.

Четкий профиль красивого лица с гладко зачесанными, подобранными в узел, черными волосами, был как бы в рамке, на фоне окна. Она стояла спокойно, с достоинством, не похожая на обыкновенную няню.