Паутина удачи

– Твой Петров не такой уж плохой врач, – покачал головой отец. – Сейчас им нужен отдых. Утром передам их на попечение Ленке. Она, знаешь ли, выхаживает лучше всякого мага, в ней тепла много. Что могу сказать… Их то ли ждала, то ли страховала моторная дрезина. Еще добавлю. Было две волны. Ренка, как я понимаю, по машине врезала, а вот на дрезине запасная «пятнашка» сработала по невезению, присланному из дворца. Так что искать нам здесь больше нечего и некого.

– Ясно, – кивнул Корш. – Отвезу вас домой и стану собираться к Диване с докладом. И думать, что следует говорить во дворце. Как бы автомобильный пробег не сорвался. Потапыч расстроится. Спасибо, Карл, твоя дочка меня охраняла усердно, серьезный она у тебя человек.

Приятно… Я сперва возгордилась, но потом сразу опомнилась, отпустила наконец-то руку Корша и забилась в уголок. После холода чужой беды, после всех впечатлений этой ночи меня неодолимо сборола усталость. И я заснула. Как мы ехали обратно, как я попала домой и кто хлопотал, переодевая меня, не знаю.

Сразу наступило утро. Солнечное, золотое, сияющее. Рядом сидела Екатерина Федоровна, я опознала ее присутствие еще в полудреме, по тихому напеву. Она часто мурлыкает под нос мелодии.

– Доброе утро, тетя Катя, – назвала я ее по-домашнему, она очень это любит.

– Здравствуй, душечка, – отозвалась она. – Здорова ли? Мама твоя велела сидеть тут всем по очереди, караулить твой покой. И мы исполняем. Она, боже мой, сегодня исключительно строга. Объявила Евсею Оттовичу, что вчера у вас в семье родилась тройня, что детей никуда увозить нельзя. Под козырек взял и убежал документы выправлять.

– А шумит кто? – зевнула я.

Глупый вопрос, только со сна такой и можно задать. По дрожи окон понятно: Потапыч ревет медведем. И точно, пока я пила травы на меду, Екатерина Федоровна пояснила. За Ромку, уже очнувшегося, и Надю, еще бессознательную, воюют мои родители – и Сам с супругой. У Потапыча и Фредди целый пустой особняк, шутка ли! Все их дети взрослые, скучно…

– Отпусти меня, Реночка, – умоляюще сложила руки Екатерина Федоровна. – Они ведь меры не ведают. Твоей маме решительно нельзя расстраиваться, а ну как забудут да огорчат?

– Конечно, идите, я еще чуть-чуть полежу, тетя Катя…

– Сёмочка посидит, – кивнула она, не слушая моих слов.

Екатерина Федоровна торопливо вышла и застучала каблучками по коридору в сторону кабинета, да так сосредоточенно, быстро. Дверь скрипнула и впустила Хромова. Я глянула на него – и охнула. Синяк вполлица… Губа опухла, улыбается криво, но победно.

– Сёма, как же так? – поразилась я. – Я же тебе удачу отправляла, старалась. И не подействовало.

– Наоборот, – подмигнул он полуприкрытым, заплывшим глазом. – Слушай, птица, ты молодец, а я – тем более. Я живой молодец!

Он приложил к щеке холодный компресс. Сел и стал рассказывать, как шел домой, было поздно и скользко, он упал и расшиб колено. Потом долго счищал снег с пальто, снова шел. В подворотне его попытались обобрать два тощих, явно провинциальных грабителя. Небывалое дело при его-то неброской одежде. Отбился, только полу пальто пропороли и синяк поставили. Зато он погнался и одного поймал, повел сдавать в полицию. По дороге разговорился, выслушал историю скитаний мужиков, не нашедших работы, пожалел дурака и отпустил, да еще отдал три рубля и посоветовал, куда обратиться, чтобы место найти, хоть на первое время. Потом снова пошел домой и едва не попал под санки извозчика: лошадь понесла. Синяк увеличился, извозчик перепугался и, не слушая ничего, поволок к врачу…

– Странное везение, – поразилась я.

– Под утро я добрался-таки до подъезда, – улыбнулся Сёма. – В дверях дома меня изловили маги из тайной полиции, они как раз подъехали. Усадили в машину и велели не высовываться, сами пошли наверх, но сразу же спустились. Под дверью у меня какая-то бомба. До сих пор ее обезвреживают. А я живой, потому что за шесть часов по пустым улицам не смог пройти трех сотен метров от редакции до своей комнатушки. Сумасшедшее везение!

Я посмотрела на Хромова. Страшно подумать, что этого человека могло не стать – тощего, веселого, постоянно голодного, непрерывно занятого делами, недоговаривающего слишком много, знакомого с половиной жителей города. Еще более непонятно то, что вчера в ночь я слушала его удачу и заверила Корша: все нормально… Видимо, присутствие детей и угроза им сильно искажали восприятие.

Дверь снова скрипнула. У нас всегда так: тихо болеть невозможно. Саня заглянул в щель, довольно фыркнул и проскользнул в комнату. Следом за братом пробрался и Ромка. Тощий, смуглый, черноглазый, с нахальным прищуром – настоящий цыганенок.

– Ренка, ты цела? – уточнил брат. – Ух и мировецкого родственника ты мне раздобыла! На Олега надежды никакой, он на днях уезжает, его заставляют жить при колледже, там своя больница, практика. Говорят, он талант, душат человека наукой.