Паутина вероятности

– Ага! Да он тебя пристрелит, хоть и калеченный теперь, а ты… – Друг внимательно посмотрел мне в глаза. – Ты хочешь помереть побыстрее, бросишь нас?!

– Юрис! – Я развернулся и схватил почти на голову возвышавшегося надо мной латыша за верхний край комбеза. – Я виноват в смерти его единственного ребенка, для него она больше чем дочь, больше чем… Короче, он вправе сделать со мной все, что захочет. Я ВИНОВАТ!

Орать я никогда особо не был горазд, поэтому говорил, не повышая голоса, так, чтобы слышал только один Юрис. Вопреки всем байкам про некую тормознутость прибалтов, он был иногда вспыльчив. Справедливости ради надо отметить, что вывести из себя этого внешне невозмутимого парня было очень непросто. Рычать он начинал, только когда чувствовал свою беспомощность, например, в споре со своим непосредственным командиром. Норд злился оттого, что его друг вот так просто может отдать себя в руки ополоумевшему, по его мнению, старику.

– Да в чем, – латыш стряхнул с груди мои руки, – в чем ты виноват? В том, что эта тварь не завалила тебя там же, на поляне? Херня! Ты мелешь херню, командир. Смотри, – он показал на артельщиков, с тревогой наблюдавших за нашей перепалкой. – Мы все могли остаться там, но ты нас вывел, в который раз уже ВЫВЕЛ!.. И теперь уже я, слышишь, я приказываю тебе идти с нами. Если этот старик хочет тебя грохнуть, так я… мы ему этого не дадим.

Юрис решительно взял меня за плечо, но я стряхнул захват и отступил на два шага. Обратился к Михаю и Андрону, как двум наиболее крупным бойцам нашего отряда:

– Уведите его, со мной все будет нормально. Ну!

Михай отрицательно мотнул головой, а Слон-младший высказался за всех:

– Нет, Антон Константиныч, такой приказ мы выполнить не можем. А вдруг старик этот и правда с горя умом повредился, может и стрельнуть, а вы не при делах. Горе большое, всё понимаем, но под пулю подставляться не дадим. Даже не приказывайте, не дадим, и все.

– Да не мучь ты бойцов, зять. Не стану я никого убивать, тем более что хлопцы твои меня вперед порешить успеют. Да и не правильно это…

Это подошедший Богдан прервал намечавшийся бунт. Смотреть вблизи на убитого горем отца Даши было тяжело: он сразу постарел лет на двадцать, взгляд потух. Еще бы, единственный свет души – его дочка – вдруг оказался там, откуда уже не возвращаются.

– Хотел вот в башне твоей дождаться, да не застал никого, только замок амбарный на воротах да матерная записка, чтоб дверь не думали ломать, – тяжко опираясь на палку, продолжал говорить тихим голосом Лесник. – Крепко бойцы за тебя стоят, Антон. Значит, и правда ничего поделать было нельзя. В дом-то позовешь? А то я в шалмане тутошнем остановился: клопов вроде нет, но не люблю я казенное.

Лесник подошел ко мне вплотную и, перебросив трость в левую руку, правую протянул мне. Что-то произошло в тот момент, когда я протянул свою перебинтованную ему навстречу, и мы крепко обнялись. Предательски защипало глаза… Сморгнув, я согнал непрошенную влагу с глаз, слезинки тут же затерялись в корке засохшей на лице крови, которую не смыли даже капли накрапывавшего дождя. Слез никто не заметил, когда идет дождь, обычно так и бывает.

Мы, все вместе, прошли за внешнее кольцо охраны базы и уже через час были в башне. Слон, как самый старший из нас, долго еще бросал на Лесника косые, настороженные взгляды, но потом успокоился и он. Все разошлись по комнатам, а я первым занял душ. Сил не осталось даже на то, чтобы обтираться мочалкой. Стоял просто так, слушая, как вода каплями стекает по телу на кафель. Ран серьезных у меня не было, только с десяток порезов да пара синяков на грудине и правом боку. Переодевшись и заново перебинтовав руки, я сел на кровать и выпал из действительности, провалившись в глубокий сон.

…Сначала была только темнота. Черная вязкая жижа затягивала с головой, грозя залить дыхательные пути, попробуй я сделать хоть один вдох. Барахтаясь, я оказался вытолкнут в некое пространство, где не было ничего: ни пола, ни стен, ни потолка, а только белый, слепящий свет. Из звуков слышался только противный комариный писк, но вскоре стих и он. Стало понятно, что со мной опять проделывают какой-то фокус местные кудесники и призраки, только вот на этот раз совсем не было желания их слушать. Напрягая волю и концентрируя внимание только на одной мысли – проснуться немедленно, я уперся и, игнорируя все ощущения, стал высвобождаться из пут наведенного кошмара…

– Стой, Ступающий, не уходи!