Паутина жизни. Новое научное понимание живых систем

Мало кто признает, что система ценностей — не второстепенный фактор в науке и технологии, что она составляет их основу и служит движущей силой. Научная революция XVII века отделила ценности от фактов, и с тех самых пор мы склонны верить, что научные факты не зависят от того, чем мы занимаемся, и, следовательно, не зависят от нашей системы ценностей. В действительности же научные факты возникают из целого конгломерата человеческих представлений, ценностей и поступков — одним словом, из парадигмы, от которой они не могут быть отделены. И хотя многие частные исследования могут явным образом не зависеть от системы ценностей ученого, более широкая парадигма, в контексте которой проводятся эти исследования, никогда не будет свободна от этой системы. А это означает, что ученые несут за свои изыскания не только интеллектуальную, но и моральную ответственность.

В контексте глубокой экологии, понимание того, что система ценностей присуща всей живой природе, зарождается в глубоко экологическом, духовном опыте единства природы и «я». Такое расширение нашего «я» вплоть до отождествления с природой становится основой глубокой экологии. Это ярко выражено у Арне Наэсса:

Поток забот течет естественно, если «я» расширяется и углубляется так, что начинаешь ощущать защиту свободной Природы и постигаешь, что эта защита распространяется на всех нас… Точно так же как мораль не нужна нам, чтобы дышать… вашему «я», если оно объединяется, в широком смысле, с другим существом, не требуются моральные проповеди для проявления заботы… Вы заботитесь о себе, не ощущая морального, принуждающего давления… Если реальность такова, как она ощущается экологическим «я», наше поведение естественно и изящно следует строгим правилам этики окружающей среды [18].

Из этого следует, что между экологическим восприятием мира и соответствующим поведением существует не логическая, но психологическая связь [19]. Логика отнюдь не уводит нас от того факта, что мы являемся интегральной частью паутины жизни, в сторону жестких правил, определяющих, как нам следует жить. Тем не менее, если мы обладаем глубоко экологическим осознанием, или опытом, бытия как участия в паутине жизни, тогда мы будем (как противоположность, вынуждены) заботиться о всей живой природе. Фактически мы и не сможем реагировать по-другому.

Связь между экологией и психологией, выражаемая понятием экологического «я», недавно была исследована несколькими авторами. Специалист по глубокой экологии Джоанна Мэйси пишет об «озеленении себя» [20], философ Уорвик Фокс ввел в обиход термин трансперсональная экология [21] , а историк культуры Теодор Розак использует понятие экопсихологии [22] для обозначения глубокой связи между двумя этими сферами, которые до недавнего прошлого были совершенно раздельными.

Сдвиг от физики к наукам о жизни

Называя зарождающееся новое видение реальности экологическим, в смысле глубокой экологии, мы еще раз подчеркиваем, что жизнь как таковая находится в самом его центре. Это очень важный момент для науки, поскольку в старой парадигме физика являлась моделью и источником метафор для всех других наук. «Вся философия подобна дереву: корни — это метафизика, ствол — физика, а крона — это все другие науки», — писал Декарт [23].

Глубокая экология преодолела эту картезианскую метафору. И хотя сдвиг парадигмы в физике все еще представляет особый интерес, поскольку в современной науке он был первенцем, физика сегодня уже утеряла роль науки, обеспечивающей наиболее фундаментальное описание реальности. Тем не менее, это пока еще не общепризнанный факт. Ученые, и не только они одни, часто высказывают старое доброе убеждение, что «если ты хочешь узнать суждение в последней инстанции, обратись к физику», что несомненно служит примером картезианского заблуждения. Сегодня сдвиг парадигмы в науке, на самом глубоком уровне, предполагает сдвиг от физики к наукам о жизни.

Примечания к главе 1

I.См. ниже, с. #132–133.

2. Bateson(1972),p. 449.

3. См. Windelband (1901), pp. 139ff. 4.См. Сарга(1982),р. 53.

R.D.Laing, цитируемый по Сарга (1988), р. 133.

См. Сарга (1982), pp. 107-8.

Blake (1802).

См. Сарга (1983), p. 6.

См. Haraway (1976), pp. 40–42.

10. См. Windelband (1901), p. 565.

II.См. Webster и Goodwin (1982).

Kant (1790, ed. 1987), p. 253.

См. ниже, с. 100.

См. Spretnak (1981), pp. 30ff.

CM.Gimbutas(1982).

См. ниже, с. 102 и далее.

См. Sachs (1995).

См. Webster и Goodwin (1982).

См. Сарга (1982), pp. 108ff.

См. Haraway (1976), pp. 22ff.

Coestler(1967).

См. Driesch (1908), pp. 76ff.

Sheldrake (1981).

Cm. Haraway (1976), pp. 33ff.

Cm. Lilienfeld (1978), p. 14.

Я благодарен Хайнцу фон Форстеру за его замечание.

См. Haraway (1976), pp. 131, 194.

Цитируется там же, р. 139.

См. Checkland (1981), р. 78.

См. Haraway (1976), pp. 147ff.

Цитируется по Сарга (1975), р. 264.

Цитируется там же, р. 139.