Паутина жизни. Последняя любовь Нельсона

Это известие было встречено с ликованием королевской четой. Но когда Нельсон попросил отпустить с ним наследного принца, королева испугалась и отказала. Разве можно было подвергать наследника престола опасностям морского сражения?

Наспех созвали заседание Государственного совета. Но Актон сослался на нездоровье, у всех остальных тоже нашлись уважительные причины, в силу которых они не могли отправиться с Нельсоном. Три часа шли совещания без всякого толку. Наконец Эмма не выдержала. Вскочив со своего кресла, она произнесла горячую речь, в которой предала самой язвительной иронии низость трусов, и в заключение предложила себя в спутницы Нельсона.

В первый момент все были поражены, наступила минута смущенного молчания, но, когда Мария-Каролина обняла свою подругу, когда Фердинанд рассыпался в благодарностях за это новое доказательство ее преданности, все окружили Эмму, стали наперебой превозносить ее отвагу и называть это решение лучшим выходом из затруднительного положения.

Сэр Уильям тоже согласился, но при условии, чтобы и ему было разрешено примкнуть к ним. Эмма удивленно посмотрела на него — о нем-то она совсем забыла, когда представляла себе жизнь с Нельсоном наедине, гордые дни общей работы и опасности, давно не испытанные ночи любви… А тут вдруг между ними опять эта старческая фигура! Всегда, когда Эмма хотела взять свою судьбу в собственные руки, он выскакивал вперед, указывая на свои права, словно отгадав ее мысли, словно прочитав затаенную грезу ее сердца.

Но — странно! — никогда он не становился ей помехой на пути. Он тщательно поддерживал дружеские отношения с Нельсоном. В Палермо он не успокоился до тех пор, пока они не стали жить под одной крышей. Чем объяснить это? Был ли он слеп ко всему, что происходило, или боялся открытого скандала, который мог бы заставить его расстаться с Эммой и Нельсоном? Он страховал все ее необдуманные шаги, словно сводница-дуэнья, прикрывающая плащом целующуюся парочку, но от малейшего объяснения с Эммой неизменно уклонялся.

Она никак не могла понять его. Впрочем, она уже давно отказалась от попыток разобраться в нем и беззаботно отдалась своей любви. Да и что мог сделать ей муж? Ведь Нельсон никогда не откажется от нее.

На Неаполь!

Никогда еще Эмма не видела Нельсона таким возбужденным, как в эту поездку. Он не ел, не спал и непрестанно жаловался на черепашью медлительность судна.

И около него постоянно должны были быть сэр Уильям и Эмма, как будто он боялся оставаться наедине с самим собою. Даже в краткие летние ночи он не хотел расставаться с ними, и, если сэр Уильям уходил спать, взгляд Нельсона с немой мольбой останавливался на Эмме.

Ах, она с такой охотой исполняла эту просьбу! Как только сэр Уильям засыпал, она проскальзывала в каюту Нельсона, приникала к его груди…

Он же… среди любовного хмеля вдруг вскакивал, оставляя ее объятия, погружался в мрачные думы, а потом начинал говорить о Неаполе.

В каком же виде застанет он город? Уж не вступил ли Руффо в переговоры с гарнизонами? Не заключил ли с ними капитуляционных условий, позорящих монархический принцип, но все же остающихся условиями, правомочно заключенными именем короля?

XXXI

К Неаполю! Еще одна ночь…

Эмма осталась с Нельсоном на командном мостике, дожидаясь восхода солнца. Вот с первым утренним лучом показался дымящийся Везувий… Пунта-делла-Кампанелла… Сорренто… Кастелламаре… райский амфитеатр Неаполя с его косами, островками, горами… А высоко над городом, вздымаясь к золотистому небу, — валы, башни, бастионы…

Сан-Эльмо… Нельсон указал на крепость рукой. Над нею все еще реял трехцветный флаг Франции. Но на крепостях Нуово и Дель-Уово, на мосту делла Магдалена, на британских и сицилийских судах, бывших в гавани, — повсюду находились белые флаги!

Что это было? Свидетели предательского договора? Признаки позора?

Нельсон резко крикнул что-то офицеру у сигнальной мач-ты. На ней взлетели пестрые флажки, образуя сменяющиеся комбинации. Корабли эскадры ответили: на всех них величественно взлетели флаги королевства обеих Сицилии, широко распластываясь под синим Георгиевским крестом Британии, тогда как со всех пушечных фортов раздался гром королевского салюта.

Корабли гавани пришли в движение, вот от них отделился стройный бриг и быстро понесся, салютуя, к адмиральскому судну. Эмма сразу узнала его — когда-то этот же самый «Мятежный» привез в Неаполь первую весть о победе при Абукире.

На борт поднялся капитан Гаст. Он только что собирался по приказанию Фута отправиться на поиски адмирала в Ма-ритимо, чтобы передать ему донесение Фута и текст заключенного с «патриотами» договора.

Да, капитуляция была подписана два дня тому назад; несмотря на категорическое, не раз подтвержденное запрещение короля, Руффо обеспечил виновным в пролитии братской крови мятежникам свободное отступление и безнаказанность, признал за ними права на воинские почести. Но если такова была награда за государственную измену, то какой же дорожащий честью солдат поднимет за короля меч, рискнет за него жизнью?