Паутина жизни. Последняя любовь Нельсона

— Да, так она говорит любопытным. Только я признаюсь тебе, Том, что это неправда: это мой ребенок.

Том вздрогнул, его рука задрожала.

— Да, Том, и сэр Джон ее отец. Сэр Джон плохой человек и заслужил наказание. Но можешь ли ты теперь стать его судьей, Том? Можешь ли ты убить отца моего ребенка?

Том с диким видом уставился в лицо Эммы. Он искал слов, но не мог найти их.

Эмма встала и обернулась, отыскивая взором Ромни. Его не было в мастерской; сквозь неплотно прикрытую дверь она увидела, что он стоит у окна в соседней комнате.

— Теперь ты все знаешь, Том, и я прошу тебя, предоставь возмездие иному, Всевышнему. Сделаешь ли ты это из любви ко мне? Откажешься ли ты от своего намерения?

Он кивнул, словно смертельно усталый:

— Если вы этого хотите… Все эти годы я жил мыслью о возмездии… А теперь у меня на свете нет никого, кроме капитана Нельсона. Ведь вы, мисс Эмма… господин, с которым вы вошли сюда… ведь я ждал вас добрый час на улице…

— Это был сэр Гренвилль, Том! — сказала она не задумываясь. — Разве я не рассказывала тебе, как в театре Друри-Лейн мне оказал помощь господин, когда я упала в обморок? Это был он. С того времени я люблю его и теперь принадлежу ему.

— А он?

Эмма невольно отвела взор, но горячо сказала:

— И он тоже любит меня, Том, очень любит! Ради меня он принял в дом и мою мать. Он очень знатный человек, служит в министерстве иностранных дел. Мы живем в Эдгвер-роу. Если ты захочешь навестить нас…

Она запнулась. Что-то принудило ее в этот момент обернуться. В дверях стоял Гренвилль.

XXVI

Эмма, смеясь, пошла навстречу Гренвиллю, объяснила ему присутствие Тома и добавила, что она пригласила старого друга в Эдгвер-роу, разумеется, при условии, что Гренвилль разрешит это.

Гренвилль как будто не слыхал того, что она говорила. Его взгляд скользнул мимо Тома, как будто он не видел его. Он сказал, что внизу ожидает экипаж, в котором они должны отправиться домой, он нетерпеливо торопил Эмму переодеваться и ехать.

Том молча отошел в сторонку и оттуда наблюдал за всем происходящим. Когда же Эмма повернулась, чтобы выйти из комнаты, он подошел к ней проститься. Его голос дрожал, он с трудом подбирал слова.

— Ведь сегодня день вашего рождения, мисс Эмма, и, быть может, даже Том Кидд смеет пожелать вам счастья. На этот день, на этот год, на всю жизнь! Поклонитесь от меня вашей матушке. Я с удовольствием повидался бы с ней, да не придется.

Эмма сердечно пожала ему руку:

— А почему нет, Том? Отсюда до Эдгвер-роу недалеко!

— Нельзя, мисс Эмма! Мне уже завтра надо ехать с капитаном Нельсоном в Ирландию, где ждет флот. Через неделю мы будем в открытом море. Будьте здоровы, мисс Эмма, будьте здоровы! — Он еще раз долгим взглядом посмотрел на нее. Затем он обратился к Гренвиллю, и его голос, только что дрожавший и неуверенный, сразу стал твердым и суровым: — Том Кидд — простой человек, ваша милость, и не умеет подбирать слова по образцу благородных. Только одно знает он: что Эмми Лайон он знавал еще тогда, когда она училась ходить, и что она достойна высшего и прекраснейшего, что только существует на земле. Будьте добры с ней, сэр Гренвилль! Сделайте счастливой Эмми Лайон, чтобы и вы сами могли быть счастливым и чтобы и с вами не случилось того, что… что непременно случилось бы с другим, если бы… если бы за него не заступился ангел!

Он посмотрел Гренвиллю в глаза тем самым страшным взглядом, с которым до того назвал Эмме имя сэра Джона, а затем, словно требуя ответа, протянул Гренвиллю свою руку.

Одно мгновение они стояли так друг против друга. Затем Гренвилль отвернулся с надменной улыбкой. Рука Тома Кидда опустилась.

Медленно направился он к двери. Эмма поспешила за ним следом и обвила его руками за шею.

— Будь здоров! Том! Ты — милый, добрый, верный! Думай обо мне без злобы и… люби меня хоть немного!

Она потянулась, чтобы достать до его рта, поцеловала его долгим поцелуем. Ей казалось, будто она никогда-никогда не увидит его честное лицо.

Исчезло теплое, мягкое настроение всего утра, пропал весь день. Эмма предпочла бы остаться у Ромни, вовсе не возвращаться в Эдгвер-роу. Но там была ее мать… на эту смиренную женщину изольет Гренвилль всю свою злобу.

Эмма торопливо переоделась. Она думала, что, не будь здесь Ромни, Гренвилль осыпал бы ее упреками, и решила: пусть это случится, она уже не станет молчать, она ответит ему. Она жаждала этого. Чаша переполнилась; обращение Гренвилля с Томом исчерпало меру терпения.

В экипаже они сидели молча — очевидно, кучер мешал Гренвиллю начать. А в Эдгвер-роу их ждала мать. Ее улыбающееся лицо омрачилось, когда она увидела Гренвилля и Эмму. Она поспешно взяла из рук Гренвилля пакеты и унесла их в дом, пока он платил кучеру. Эмма сейчас же поднялась по лестнице на верхний этаж.

— Иди к матери, Эмма! — раздался вслед ей голос Гренвилля. — Я должен поговорить с тобой!

Он назвал ее «Эммой», а не «Эмили»!.. Она спокойно пошла далее, сказав:

— Я жду тебя в своей комнате!

— Твоя мать…

— Оставь мою мать в покое! Она здесь ни при чем!