Паутина жизни. Последняя любовь Нельсона

Эмма сидела в своей комнате и прислушивалась. Мужчины заперлись в лаборатории, но их громкие голоса были хорошо слышны. Сэр Уильям сурово упрекал племянника. Гренвилль защищался. Раза два-три они вступали в ожесточенную схватку. Они бегали по комнате, каждый старался перекричать другого. Наконец сэр Уильям пригрозил лишением наследства и… не назвал ли он при этом имени Эммы?

Ее охватил смертельный ужас. Если сэр Уильям потребует разрыва…

Вдруг дядя и племянник стали говорить спокойнее и тише, как будто опасались чего-то. Долго еще доносилось до Эммы это глухое перешептывание, кошмаром опутывавшее ее мозг.

Затем она услышала их шаги по лестнице; они уходили из дома. До нее донесся шум колес уехавшего экипажа. Значит, Гренвилль поехал в Лондон? Может быть, он оставил для нее несколько строк в своей комнате? Она отправилась туда, чтобы посмотреть, но дверь его комнаты оказалась запертой. Он ушел, не сказав ей ни слова; а ведь он знал, как она беспокоится о нем!

В середине ночи Эмма тревожно проснулась. Ею снова овладел ужас. Не бросил ли ее Гренвилль? Она вскочила с кровати и подкралась к его двери, но она была заперта.

Эмма спустилась вниз по лестнице, вышла на улицу и стала напряженно смотреть на дорогу, чутко прислушиваясь к малейшему шуму. Долго простояла она так, дрожа от холода в ледяном тумане мартовского утра.

Наконец, смертельно усталая, она села на лестницу. Если Гренвилль вернется, ему придется пройти мимо нее…

Кашель Эммы разбудил мать. Старушка испуганно сбежала вниз. Эмма уступила ее просьбам и отправилась в постель. Но одеяло не было в состоянии согреть ее. Дрожа от холода, лежала Эмма в постели и прислушивалась…

В конце концов Эмма, должно быть, все-таки заснула. Когда она открыла глаза, у ее постели сидел Гренвилль. Она благодарно улыбнулась ему: он был с нею, он не покинул ее.

Гренвилль только головой покачал: разве так можно? Она простудилась в холодном утреннем тумане и три дня пролежала в жесточайшей горячке. Ведь он даже не подозревал, что она так тревожилась, иначе он сразу сказал бы ей, что такие запутанные дела, как его, не могут быть разрешены в один миг. Сэр Уильям сначала очень сердился, но потом обещал помочь. Придется вести долгие переговоры с кредиторами; может быть, понадобится даже уехать в деловое путешествие.

Сэр Уильям был внимателен к Эмме, тем не менее, когда он подошел к ее кровати, чтобы взглянуть на больную и осведомиться, высока ли температура, она странно повела себя: вскрикнула и протянула вперед руки, как бы отталкивая его.

А ведь он хорошо относился к ней! Если он помогал Гренвиллю, то отчасти это происходило ради нее… Он подождет за дверью. Неужели она не позволит ему войти?

Эмма устало кивнула в знак согласия. Сэр Уильям склонился к ней и поцеловал «благородные ручки бедной, прекрасной, глупенькой, милой хозяюшки Эдгвер-роу».

С той поры он стал приходить ежедневно.

Чтобы развлечь Эмму, он решил ввести ее в историю искусств. Он приносил с собой ценные книги, в которых были изображены произведения искусства, и много говорил об идеалах красоты отдельных рас. Он указывал ей на благородные линии идеала эллинов, на различие между итальянцами и испанцами, на пышное, здоровое тело полотен Рубенса, на болезненную изнеженность Боттичелли, на пикантность французов. При этом он старался установить, к какому типу красоты принадлежит Эмма. Он ощупывал форму ее головы, исследовал линии шеи и строение рук. Эмма, улыбаясь, позволяла ему это. Разве не должна она была стараться понравиться ему хотя бы ради Гренвилля? И не беда, если при этом сэр Уильям немножко влюбится в нее.

Уступая просьбам сэра Уильяма, Эмма разрешила ему осмотреть верхнюю часть груди. Ведь эти линии Ромни сотни раз зарисовывал на своих картинах, благодаря которым их знали все. Но вслед за тем сэр Уильям пожелал освидетельствовать форму ее ноги. Она отказала. Конечно, что такого было в том, чтобы показать голую ногу после того, как весь Лондон видел Эмму обнаженной на «божественной кровати»? Но Гренвилль убедил ее в недопустимости выставлять себя напоказ, а значит, решение этого вопроса надо было предоставить Гренвиллю.

Вечером, когда Гренвилль пришел к Эмме, она передала ему просьбу дяди, убежденная, что он ни за что не согласится. Но он…

Да за кого же принимает она сэра Уильяма? Этот тонко чувствующий человек только и думал об искусстве. Он видел в Эмме не женщину, а мастерское произведение природы, которому он и поклонялся без всякой жажды обладания. Почему она непременно должна подозревать во всем что-нибудь этакое?

Гренвилль казался в дурном расположении духа и остался после этого разговора только на несколько секунд у Эммы. Вообще в последнее время он сильно изменился: ежедневно уезжал в Лондон, зачастую оставался там до позднего вечера, а возвращаясь, бывал в плохом настроении, и казалось, что даже ласка Эммы была ему в тягость. Конечно, у него было много хлопот, и он почти не думал об Эмме. Она же так тосковала о нем!