Паутинка Шарлотты

— Осторожнее! — предупредил он. — Не прокуси мешочек! Не повреди яйца!

— Эта фтука офень фильно фекотитфя и куфаетфя, — прошепелявил крысенок. — Конфетки, конефно, фкуфнее.

Но Темпльтон довел дело до конца. Ему удалось открепить мешочек и принести его во рту Вильбуру. Поросенок с облегчением вздохнул.

— Огромное спасибо, Темпльтон, — поблагодарил он. — Я никогда этого не забуду.

— И я не забуду, — отозвался крысенок. — У меня такое чувство, будто я шерсти наелся. Ну да ладно, поехали домой!

Темпльтон шмыгнул в клетку и зарылся в соломе. Он вовремя исчез из виду: как раз в эту минуту в загончик вошли Лерви, Джон Эрабл и мистер Цукерман. За ними следовали Эвери и Ферн.

Вильбур нашел единственный способ безопасной перевозки мешочка с яйцами. Поросенок взял его в рот и держал на кончике языка. Вильбур помнил, что сказала ему Шарлотта: мешочек был крепкий и непромокаемый. Язык у поросенка щипало, рот наполнился слюной. И, конечно, он не мог сказать ни слова.

Когда Вильбура запихивали в клетку, он в последний раз бросил взгляд на Шарлотту и подмигнул ей. Паучиха поняла, что таким образом Вильбур попрощался с ней. Теперь Шарлотта была уверена, что ее потомство в полной безопасности.

— До свидания! — прошептала она.

Шарлотта из последних сил махнула поросенку одной из передних ножек. Больше она не двигалась. На следующий день, когда Чертово колесо разобрали на части, гоночных лошадей увезли в крытых фургонах, а балаганщики уложили свои пожитки в повозки и уехали прочь, Шарлотта умерла.

Ярмарка опустела. Загоны для скота и павильоны казались заброшенными. Повсюду валялся мусор и пустые бутылки. И никто из многочисленных посетителей ярмарки даже не заподозрил, что самую главную роль здесь играла паучиха. В последние минуты рядом с Шарлоттой никого не было.

Глава 22. Теплый ветер

Итак, Вильбур вернулся домой, в хлев, на свою любимую навозную кучу. Вид у него был необычный: на шее висела почетная бронзовая медаль, а во рту он держал драгоценный мешочек с паучьими яйцами.

«В гостях хорошо, а дома лучше», — подумал Вильбур, пряча в укромный уголок мешочек, из которого должны появиться на свет пятьсот четырнадцать деток Шарлотты.

В сарае хорошо пахло. Все его друзья: и овцы, и гуси — были рады его приезду. Гуси шумно приветствовали поросенка:

— Наш бо-га-га-га-гатырь с га-га-га-гастролей вернулся! Мы го-го-го-гордимся тобой!

Мистер Цукерман снял у Вильбура с шеи медаль и повесил ее в хлеву на гвоздик, на самое видное место, чтобы она всем бросалась в глаза при входе, да и сам поросенок мог любоваться ею сколько захочет.

Все последующие дни ничто не омрачало существования Вильбура. Он вырос до невероятных размеров и уже больше не боялся, что его зарежут. Вильбур твердо знал, что мистер Цукерман будет его кормить и поить до самой смерти. Поросенок часто вспоминал Шарлотту. Несколько ниточек от ее старой паутины все еще висело в дверном проеме. Каждый день Вильбур с грустью смотрел на порванную, опустевшую паутину, и у него к горлу подкатывал комок. Ни у кого на свете не было такого замечательного друга, как у него: любящего, преданного и умного.

Осенние дни становились короче, Лерви принес из огорода кабачки и тыквы и сложил их на полу в сарае, чтобы они не начали гнить от ночных заморозков. Клены и березы оделись в пестрый наряд, и от ветра, раскачивавшего деревья, разноцветные листья по одному слетали на землю. На лугу, там, где росли дикие яблони, вся земля была усыпана мелкими красными падалицами, и овцы подбирали их языком. Гуси тоже клевали спелую мякоть, а ночью приходили лисицы и обнюхивали палые яблочки.

Однажды вечером, перед Рождеством, выпал снег. Он покрыл крыши домов и сараев, лег на поля и леса. Вильбур никогда раньше не видел снега. Утром он вышел на двор и забавы ради пятачком прорыл проход в сугробах. Пришли Ферн и Эвери, волоча за собой санки. Они съехали на них с горки и пронеслись по льду замерзшего пруда.

— Ух ты, как здорово! — воскликнул Эвери. — Мне больше всего на свете нравится кататься на санках!

— А мне больше всего на свете нравится кататься на Чертовом колесе! Знаешь, как весело сидеть в кабинке, на самом верху, рядом с Генри Фасси! А колесо как остановится, а Генри как начнет раскачивать кабинку из стороны в сторону! И видно все кругом как на ладони!

— Ты что, с ума сошла? Никак не можешь выкинуть из головы это колесо? — неодобрительно заметил Эвери. — Ведь ярмарка была давным-давно!

— А я все время вспоминаю о ней! — вздохнула Ферн, выковыривая снежок, залепивший ей ухо.

После Рождества температура воздуха упала до минус десяти градусов. Стало холодно. На лугу лежал белый ковер. Коровы теперь почти все время проводили в стойлах, и только иногда, в солнечные дни, они ненадолго выходили во двор постоять на подветренной стороне за стогом сена.

Овцы тоже жались к стенке сарая, чтобы согреться. Гуси вертелись вокруг амбара, как дети возле мороженщика, и мистер Цукерман бросал птицам зерно или кусочки репы, чтобы они отстали.