Павана

Маргарет тряхнула головой, чтобы избавиться от морока, но фантазия оказалась настырной. Даже дурно сделалось от чувства зависания над пустотой, кошмарное предощущение неудержимости падения. Комната перекособочилась до конца, застыла в своей новой форме - теперь "верх" находился в двух разных направлениях. Неподвижно висящая лампа переломилась и потянулась в ее сторону, а окно за спиной отшатнулось. Маргарет так надолго затаила дыхание, что легким перестало хватать воздуха; ароматы и видения вернулись, упоительные и успокоительные - адские соблазны. Сладкий мускусный запах мая, неприятно-острый - первой вспаханной борозды, куда закапывают хлеб и прочее, попирая запреты матушки-церкви... Ей захотелось крикнуть, припасть к сутане священника и вымолить прощение, ибо вся вина и все зло - в ней. Она и попробовала крикнуть, даже вроде бы крикнула, но нет, губы так и не шевельнулись. По-прежнему Маргарет видела, словно через темное стекло, как вновь и вновь в крестном знамении поднимается-опускается рука отца Эдвардса; стучащие жернова речи не унимались, но сама она была в миллионе миль отсюда, среди хладно светящих звезд и погребальных костров на курганах, подле которых ненадолго останавливались поглядеть древние боги. Как через воду до нее дошло яростное нарастание голоса - громче, громче, и вдруг занавески противно заполоскались. Пламя в лампе вновь померкло, побурело.

- Так покорись же; покорись не мне, но воле Христа, ибо ты в руце того, кто поработил тебя кресту. Трепещи его гнева...

Комната наполнилась громовым бряцанием. Маргарет опрокинулась в ночь.

Темноту прорезал скрипучий и отчетливый голос.

- Маргарет! Маргарет! Чуть погодя опять:

- Сию же минуту иди сюда!..

Можно было не обращать внимания - до третьего оклика:

- Маргарет Белинда Стрэндж...

Таинственное упоминание второго имени никогда не следует пропускать мимо ушей. Это значит напроситься на встрепку и отпра виться спать без ужина - мука мученическая в такую ясную летнюю ночь.

Девчушка стояла на цыпочках, уцепившись пальчиками за край столешницы. Поверхность стола начиналась в дюйме от ее носа - волокнистое дерево засалено, лоснится и кажется волшебным, потому что на нем лежат волшебные взрослые вещи.

- Дядюшка Джесс, а что ты делаешь?

Ее дядя отложил ручку, провел ладонью по все еще густым черным волосам, поседевшим лишь у висков, и надвинул на переносицу очки в стальной оправе. Затем прогремел:

- Деньги наживаю!..

Никто бы не взялся сказать, шутит он или нет. Маргарет повела кончиком носика-кнопки.

- Ф-фу!

Деньги - непонятная штуковина, в ее головке они вызывали представление о чем-то громоздком, коричневом, навроде гроссбухов, над которыми колдовал дядя. Чего-то такое далекое, неинтересное, но страшноватое.

- Ф-фу! - Перепачканные пальчики пробежались по краю столешницы. - А ты зарабатываешь много денег?

- Все это честным трудом...

Джесс вернулся к работе. Маргарет, наклонив голову к плечу, норовила заглянуть ему в лицо и снова так наморщила нос, что приподнялся кончик. Она только недавно научилась этому и была горда собой. Внезапно она спросила:

- Я тебе мешаю?

Джесс усмехнулся, продолжая подсчеты в голове.

- Нет, голубушка...

- А Сара говорит, что да. Что ты делаешь? Опять твердый ответ:

- Деньги.

- А зачем тебе так много?

Дородный мужчина так и замер с открытым ртом и приподнятыми руками - в весьма странном положении. Он уставился в потолок, совершенно уйдя в себя, потом снова улыбнулся, притянул девочку и усадил к себе на колени.

- Зачем? Признаюсь вам, юная леди... Признаюсь, что сие объяснить вам крайне затруднительно...

Маргарет притихла у него на коленях, слегка наморщив лобик и вдыхая дядин густой табачный запах. На коленках вытянутых пухлых ножек струпья грязи, панталоны сзади перепачканы - это она в огородах за пакгаузами на пару с Невиллом Серджантсоном съезжала по рельсам с горки в ящике на колесиках. Бригадир депо установил рельсы для детишек, чтобы их хоть ненадолго угомонить. А то они у него уже в печенках сидели: непрестанно шастают по гаражу да еще норовят поднырнуть под брюхо железным колоссам хлопот с ними не оберешься.

- Признаюсь... - проговорил Джесс и снова умолк, думая о своем и посмеиваясь. - Ну, затем, чтобы в один прекрасный день положить сто тысяч туда, где прежде лежало лишь десять. Только тебе этого не понять. - Он ласково провел рукой по ее соломенным волосам и нахмурился, заметив на волосах след мазута с локомобиля.

- Опять была в гараже? Вот погоди, Сара тебе задаст, не отвертишься!..

- Не хочу к Саре. Хочу с тобой.

Девчушка выгнулась, дотянулась до резиновой печати и поставила штамп на промокашке, потом, не найдя лучшего места, проштамповала дядюшкину ладонь. На загорелой коже остался нечеткий светло-синий отпечаток: "Стрэндж и сыновья из Дорсета. Дорожные перевозки".

- Маргарет Белинда Стрэндж...

Джесс спустил ее с колен и, прежде чем она убежала, со смехом стряхнул пыль с ее попки.