Павана

Перед мачтой был люк, ведущий к рундуку, где хранились паруса. Согнувшись, она спустилась вниз и устроилась на большом свернутом в трубку полотнище. За поскрипывающей приоткрытой дверью в переборке виднелся неверный желтый свет каютных ламп. Здесь шум воды усиливался; Бекки угрюмо прислушалась к плеску и ударам волн — тошно-то как! Вот было б здорово, если б корабль налетел на риф и затонул! Отсветы гуляли туда-сюда по внутренней выкрашенной обшивке борта. Бекки стала бессознательно сковыривать краску, собирая ошметки в ладошку.

В одном месте доски отходили. Это ее заинтересовало.

В тусклом свете ламп было видно, что часть деревянной обшивки чуть сдвинута с рамы, на которой укреплена. Бекки дотянулась до щели и потянула доски. За ними оказалось отверстие и вместительное свободное пространство. Она сунула руку, пошарила и вытащила крохотный пакетик в водонепроницаемой обертке. Потом еще один. Их там оказалось чрезвычайно много — пространство в двойном борте было набито ими. Совсем маленькие пакетики — не больше спичечных коробков, которые Бекки изредка покупала в деревенской лавочке.

Поддавшись неясному порыву, она сунула один пакетик в задний карман штанов. Все остальные убрала, аккуратно прикрыла тайник и, насупив брови, застыла. Потом потерла рукой пакетик, который уже начинал нагреваться от ее тела. Первый раз в жизни украла! Может, захотелось иметь что-то с Белого Корабля — частичку, которую можно будет вынуть бессонной ночью и предаться воспоминаниям. Что-нибудь действительно дорогое.

Видать, кто-то проявил изрядную беспечность.

Над ней послышались голоса, топот ног по палубе. Бекки виновато вскочила и полезла через люк наверх. Но ею никто не интересовался. Впереди, уже совсем близко, была береговая линия — густая вельветово-черная полоса; Бекки смогла различить контуры двух холмов-близнецов, слабое мерцание волн вокруг каменных молов. Не без содрогания и дрожи она поняла, что вот он — ее дом.

Но ей пришлось увидеть и другое — ересь, от коей у нее дыхание в груди сперло. В каюте работал дизельный двигатель, с которого сняли покрывало. Что-то вращалось, гудело… Она слышала монотонный голос, докладывавший при входе в бухту: «Семь саженей под килем, пять, четыре…» Словно дьявольский корабль вплывал в бухту, никем не ведомый…

Шлюпку подняли с крыши каюты и спустили на воду. Бекки спрыгнула в нее, сжимая в руке узел со своей одеждой. Ей осторожно передали увесистый тюк, внутри которого что-то мелодично звякнуло, когда он коснулся дна шлюпки. Подарочек для твоего папаши, пояснили ей. Стало быть, взятка, чтобы помалкивал. Признаются в небольшом грешке, дабы скрыть чудовищное преступление! Ее вполголоса окликнули, она машинально помахала на прощание, краем глаза видя в последний раз, как опускают кливер. За рулем отвалившей от борта шлюпки был уэлльский парнишка. Как только борт стукнулся о мол, Бекки тут же выпрыгнула вон и зашагала прочь. Парень окликнул ее, когда она уже подошла к началу тропки, бегущей вверх от берега. Она остановилась и оглянулась — хрупкая тень в ночи.

Казалось, ему было трудно найти правильные слова.

— Знаешь, тебе надо хорошенько понять… — произнес он с несчастным видом. — Словом, не делай больше этого. Поняла, Бекки?

— Да, — сказала она. — Прощай.

И побежала по тропинке — по мостику через ручей к своему дому.

Там всегда держали открытым одно окно — на крыше, над прачечной. Она оставила вещи в пристройке; дверь громко скрипнула, но никто не всполошился. Осторожно взобралась на крышу, пролезла в свою комнату, где было темным-темно. Оказавшись в постели, Бекки ощутила размеренное колыхание — стало быть, она все еще мистически связана с кораблем, который стоит в заливе. Перед тем, как забыться сном, она вынула пакетик из кармана и тщательно спрятала под матрацем.

Явившийся на рассвете отец показался ей незнакомцем. Бекки не собиралась что-либо объяснять ему — перебьется. Она все еще была в полусне. С полным равнодушием она слышала, как он обыскивает карманы ее штанов, снимает и наматывает на руку ремень. Спросонья думалось, что над ней теперь никакие побои не властны, она и боли не ощутит. Увы, она ошиблась. Спину и зад ожгло страшной болью — и каждый удар вызывал красную вспышку перед глазами. Бекки вцепилась руками в раму кровати с желанием умереть, понимая, что никакие слова не помогут. Внутри себя она слилась с окрестными камнями, пластами глинистого сланца, угрюмыми пустынными полями… Орудие наказания обрушивалось не на ее спину, а на эти безжизненные плоскогорья, угрюмые скалы, море. Пусть выбьют из них тоску, нищету, беспросветность — и боль. Наконец отец уморился, круто развернулся и вышел, хлопнув дверью. Внизу заливался в плаче ребенок — словно учуяв на расстоянии накал ненависти и страха. Бекки чуть повернула голову на подушке и услышала — словно из дальней дали — плеск набегающих на берег волн.