Павел I без ретуши

Во время царствования Павла Петровича Петербург был вовсе невеселым городом. Всякий чувствовал, что за ним наблюдали, всякий опасался товарища и собрания, которые, кроме кое-каких балов, были редки. На балах этих, однако, молодые люди встречались с молодыми девицами, и любовь не теряла прав своих. Я подобно другим заплатил ей дань, и N. N., к которой пылал любовию, казалась ко мне благосклонною. Я стал находить, что в Петербурге очень хорошо живется, когда ревнивый соперник, влюбленный в ту же особу, стал искать случая завести со мною ссору. Мы нигде не встречались; никогда не случалось нам в то время быть вместе в одной и той же гостиной. Он написал мне письмо, в коем значилось, будто я позволил себе говорить дурно об особе, которую он обязан защищать, и что он сумеет заставить меня дать ему удовлетворение. Я поспешил к нему, чтобы узнать, в чем дело; но он никого не назвал и продолжал считать себя обиженным. Мы дрались с ним на шпагах, и в то время как я ему нанес удар выше локтя, он меня ранил в ладонь так сильно, что перервал артерию. Я принужден был вынести мучительную операцию, и едва успели сделать мне первую перевязку, как ко мне приехали обер-полицмейстер и генерал-губернатор граф Пален с повелением от императора сделать мне допрос. Говорят, будто кто-то донес государю, что соперник мой, взяв под свою защиту княгиню Анну Петровну Гагарину, о которой я будто говорил дурно, по-рыцарски вызвал меня на поединок. Государь, сам рыцарь в полном смысле этого слова… воспользовался этим случаем, чтобы выказать на мне всю свою строгость. Я никогда ничего не говорил против княгини Анны Петровны, и более трех лет не приходилось мне слова перемолвить с моим соперником. От природы скромный и осторожный, я жил в то время довольно уединенно в кругу близких мне людей. Государь исключил меня из службы; у меня отняли Мальтийский крест и камергерский ключ и засадили в крепость в секретном каземате.

Внешняя политика

Из воспоминаний Федора Гавриловича Головкина:

На первом дипломатическом приеме, происходившем у нового государя, он обратился к присутствующим со словами: «Господа, я не унаследовал ссор моей матери и прошу вас сообщить об этом вашим дворам». Он сказал еще: «Я — солдат и не вмешиваюсь ни в администрацию, ни в политику…» О политике Павла I я скажу только следующее: когда обстоятельства заставляли его заниматься насущными интересами государства, он поневоле впадал всегда в политические ошибки Екатерины.

Из жизнеописания Павла I, составленного Георгом Танненбергом:

Павел ознаменовал начало своего царствования миролюбными распоряжениями, а не военными приготовлениями. Хотя победительные войска его прошли внутрь самой Персии, завоевали Ширван и известные Железные ворота[66] и неудержимыми шагами угрожали уже Кандагарской области[67], — однако ж он послал… повеление прекратить тотчас враждебные действия и персидскому государю доставить весть о дружелюбном его расположении. С радостью принял сокрушенный персианин великодушное предложение императора и, плененный высоким образом мыслей победителя своего, беспрекословно заключил мир, который хотя не стоил ему ни сажени земли, но Российской империи доставил все те выгоды, для получения коих великий дух Екатеринин поднял оружие. […] Екатериною повеленный и с деятельною ревностью производимый рекрутский набор Павел тотчас отменил, утешительно обнадеживая, что таковые наборы не скоро потребны будут потому, что император хочет всегда следовать плану, ограждать достоинство империи без войны и не расширяя пределов ее, что император всеми достохвальными способами стараться будет склонить все державы к дружбе с ним и между собою, удостоверить свет, что Российская держава, не прельщаясь завоеваниями, может только подвигнута быть любовью порядка и правосудия и что он тем более уповает достичь счастливейшего успеха в сих стараниях, как законное достояние империи на столь твердом основании стоит, что не легко может опасаться враждебного покушения.

Из «Путешествия в Петербург» Жана Франсуа Жоржеля: