Семейная пара, хоть и совсем недолго, была вне себя от радости. Уехать! Познакомиться с новыми странами и городами, где они смогут ощутить себя свободными, вдали от Петербурга, который принес им столько страданий!
Дни напролет они рассматривали карту Европы, которую Павел возбужденно расстилал на столе. Надо было наметить маршрут. Они решили не нарушать традиции, по которой все российские государи должны были посетить хотя бы раз в жизни пещеры священного города Киева. Затем они хотели отправиться через Польшу в Вену, а затем, побывав в Италии, выполнить приятный долг, некоторое время пожив в Монбельяре, в местах, дорогих Марии Федоровне. И через год они намечали вернуться назад.
Екатерина, под предлогом заботы о семейной паре, следила за всеми планами сына. Он захотел посетить Францию, и Гримм, который не прекращал переписки с Екатериной, был удостоен чести принимать царевича в Париже.
Павел без всякой задней мысли хотел побывать еще раз в Берлине, чтобы увидеться со своим другом и покровителем Фридрихом II, и поэтому намеревался остановиться в Пруссии. Екатерину это взбесило. Полный запрет отправиться к берегам Спиреи. Великая княгиня была очень огорчена. К чему этот запрет? Ее муж с горечью начинал угадывать игру императрицы. Погостить у нескольких европейских государей и не заехать к королю Пруссии станет настоящим оскорблением для того! Тем не менее запрет отменен не был.
19 сентября 1781 года, в воскресенье, Павел и Мария выехали из Санкт-Петербурга.
Императрица в переписке стала разыгрывать роль матери, заботящейся о благе и удобстве своих детей. Она отправила множество сердечных писем «детям»: у них все будет прекрасно, они смогут останавливаться там, где захотят, ведь она согласна потакать всем их капризам... С первых же дней, находясь еще в границах империи, августейшие путешественники постоянно получали настолько нежные письма, что, зная характер императрицы, уже совсем не верили им.
«Возвращайтесь как можно скорее, из Плескова ли, из Полоцка, из Могилева, из Киева, из Вены; потому что в конце концов глупо, что мы страдаем от этой долгой разлуки»...
...А супруги были рады, что оказались в относительной независимости (которая, по крайней мере, не шла ни в какое сравнение с их жизнью при дворе), и мало-помалу забыли о своих страхах. Их воображением овладели пейзажи и города, мимо которых они проезжали. Это не только заставило их позабыть о мрачных дворцах и скучных парках Санкт-Петербурга: они получали удовольствие от самой поездки и были счастливы, что им не надо больше выставлять себя напоказ.
По категоричному желанию Екатерины, они оба путешествовали под псевдонимами. Везде, за исключением посещаемых ими королей, они называли себя «граф и графиня Северные (Nord)». Впрочем, их инкогнито выглядело достаточно прозрачным.
Мать дала Павлу печать, на которой была изображена полярная звезда. Щедрая царица не мелочилась: чета великих князей получила триста тысяч рублей на лошадей и экипажи и сто тысяч дукатов на карманные расходы. Проследили также за тем, чтобы свита была достойна царевича, а не просто графа. Кроме мадам Юлианы Бенкендорф, флотского офицера С.И. Плещеева и князя Куракина, великих князей сопровождали другие именитые дворяне. Мария Федоровна, которая увлекалась литературой, сразу же добилась того, чтобы с ними поехал поэт. На службу Их Высочеств поступил Клопшток27*
Как только в дорожной пыли исчезли статуи и парки столицы, как только Павел Петрович остался наедине с женой, он стал веселым и приветливым. Даже со своим окружением, за исключением нескольких неприятных ему персон, он обращается с непривычной мягкостью и очень предупредительно. Все признали, что он – милый светский человек, остроумный, даже галантный и приятный в общении.
ПОЛЬША