Павел I (гроссмейстер мальтийского ордена)

«Граф Северный, кроме большого ума, дарований и рассудительности, обладает талантом верно постигать идеи и предметы и быстро обнимать все их стороны и обстоятельства. Из всех его речей видно, что он исполнен желанием добра. Мне кажется, что с ним следует поступать откровенно, прямо и честно, чтобы не сделать его недоверчивым и подозрительным. Я думаю, что он будет очень деятелен; в его образе мыслей видна энергия. Мне он кажется очень твердым и решительным, когда становится на чем-нибудь, и, конечно, он не принадлежит к числу тех людей, которые позволили бы кому бы то ни было управлять собою. Вообще, он, кажется, не особенно жалует иностранцев и будет строг, склонен к порядку, безусловной дисциплине, соблюдению установленных правил и точности. В разговоре своем он ни разу и ни в чем не касался своего положения и Императрицы, но не скрыл от меня, что не одобряет всех обширных проектов и нововведений в России, которые в действительности впоследствии оказываются имеющими более пышности и названия, чем истинной прочности. Только упоминая о планах Императрицы относительно увеличения русских владений на счет Турции и основания империи в Константинополе, он не скрыл своего неодобрения этому проекту и вообще всякому плану увеличения монархии, уже и без того очень обширной и требующей заботы о внутренних делах. По его мнению, следует оставить в стороне все эти бесполезные мечты о завоеваниях, которые служат лишь к приобретению славы, не доставляя действительных выгод, а напротив, ослабляя еще более Государство. Я убежден, что в этом отношении он говорил со мной искренно».

По мере того, как карета подъезжала к берегам Средиземного моря, великая княгиня чувствовала себя лучше. Павел делал все возможное, чтобы развеселить жену. Голубое небо Италии, солнце и пальмы залечили их душевные раны и исцелили физическое недомогание. Они написали об этом императрице, а та посоветовала купить им климат, как покупают все остальное, и привезти с собой домой! Но эта милая ирония не трогала их сердца. Они проехали мимо Триеста, сравнив его с Петергофом, а затем сели на корабль и прибыли в Венецию 18 января 1782 года.

Несмотря на короткие зимние дни, «Королева вод» предстала перед августейшими путешественниками во всем своем очаровании. Безмятежная республика оказала им праздничный прием. Освещенные гондолы скользили по сверкающей глади вод; везде звучали любовные песни. Венецианцы удивили их «волшебными лодками» странной формы – гондолами; им показали собачьи бои и корриду. На всех каналах раздавались смех, музыка в их честь, для них сыпали конфетти и пели серенады, похожие на призывы наяд, готовых выйти из воды, чтобы удержать их.

Царевич без конца восхищался богато украшенными дворцами, тысячами мраморных мостов, всеми этими бульварами на воде с фасадами, покрытыми замысловатыми узорами из кораллов, куполами церквей и особенно базиликой Сан Марко. Он увидел в нем византийское влияние: мозаики, золотые купола, блестящие в вечерних сумерках, огромные изумруды, оправленные в серебро: все это сходство с Востоком, которое напоминало ему церкви Москвы, заставило его еще раз подумать о необходимости объединения всех религий в их стремлении к единому Богу. Мария Федоровна, разделяя его радость, не поддерживала его идеи о смешении обрядов.