Павел I (гроссмейстер мальтийского ордена)

«Духовный Рыцарь» Лопухина – это род церковного устава», – отмечает современный исследователь, – Не догматические разногласия, не мистика, не увлечение герметизмом отделяли масонство лопухинского толка от Православия, а один лишь сепаратизм ради сепаратизма».

Но это был еще и мяч, подброшенный Павлу на ногу: это была та почва, на которой он мог бы возделывать нежно лелеемый им росток экуменизма...

Масоны следили за Павлом, они знали о нем больше, чем он сам о себе знал. Знали они и то, что Павел сохранил верность юношеским чувствам к Вильгельмине, затмить которую не смогла ни супруга, ни Катенька Нелидова. Им чертовски повезло, что в доме одного из высокопоставленных братьев обнаружилась девушка, как две капли воды похожая на Вильгельмину; но им и не повезло, ибо девушка, как будет видно из дальнейшего, оказалась с капризами, «с комплексами», как сказали бы сейчас.

Нашелся и человек среди ближайших к императору лиц – цирюльник, бывший камердинер, а теперь обер-гофмейстер, Кутайсов и сам давно искал, как положить конец влиянию Екатерины Ивановны Нелидовой, женщины, как он считал, чересчур строгих нравов, кем заменить ее... Вариантов для нелюбимых царских жен и брошенных фавориток при царском дворе было два: смерть или монастырь. Екатерину Нелидову ждал монастырь.

– Видите, как меня любят в Москве! – наивно похвастался Павел Кутайсову. – Отчего ж в Петербурге меня словно бы боятся?

Кутайсов, ни на мгновение не преставая быть придворным, а значит, интриганом, невинно заметил:

– В Петербурге чрез салоны государыни и m-lle Нелидовой всем известно, что доброе творят лишь эти дамы, а все злое – дело рук Вашего Величества; Москва же от них об этом еще не узнала, и Вас оценили, как Вы есть.

Павел не от него первого услыхал, что выглядит игрушкой в руках m-lle Нелидовой и супруги, и теперь пришел в неистовство, твердо решив, что с любыми разговорами о порабощении его воли будет покончено.

В Санкт-Петербурге Павел резко заявил Нелидовой, что «на помочах» у нее он ходить более не собирается. Вчерашнему «ангелу-хранителю» пришлось, шмыгая носом, уехать в замок свой Лоде. А вскоре следом туда приехал и ее родственник, получивший отставку губернатор Петербурга Буксгевден.

К супруге же для охлаждения причин за это время было предовольно-предостаточно. Не она ли, не Мария ли Федоровна, как-то сгоряча сказать посмела ему:

«Пожилой вечный наследник»...

Давно сие было, уж и забыть бы пора, а вот все не забывается. И теперь не забылось! Не с ней ли вместе мыкал он судьбу свою горькую, не ей ли знать, сколь больно было ему терпеть сие... Сколько ж презрения к неудачнику в тех словах незаслуженных...

В том, что Павел давно мечтал о хорошенькой девушке, которая бы преклонила перед ним колени, сомнений у Кутайсова не было. Но это не должно оказаться пошлой житейской комедией, эта встреча должна быть пронизана духом высокого романтизма, рыцарственности, «неизьяснимого благородства»...

«Он, – вспоминает княжна Ливен, – нередко наезжал в Смольный монастырь, где я воспитывалась: его забавляли игры маленьких девочек и он охотно сам даже принимал в них участие. Я прекрасно помню, как однажды вечером в 1798 году, я играла в жмурки с ним, последним королем польским, принцем Конде и фельдмаршалом Суворовым. Император тут проделал тысячу сумасбродств, но и в припадках веселости он ничем не нарушил приличий»...