Павел I. Сын Екатерины Великой

Первые соприкосновения с его армией, хотя и сильно ослабленной, оправдывают, впрочем, их опасения. В Муотенской долине Массена лично атаковал с 10000 человек русский арьергард, находившийся под начальством Розенберга, и потерпел жестокий удар. Животное, будучи в безвыходном положении, набрасывается и кусает ужасно. Мортье, со своей стороны, исчез, вопреки полученным инструкциям; Молитор дал себя опрокинуть в Клентале, и Суворову удалось таким образом достигнуть Глариса. Быстрый марш через Молис и Керенцерберг на Саргане обещает ему теперь если не слишком смело задуманную отплату, то, по крайней мере, быстрое соединение с австрийцами Линкена, Елачича и Петраша. Но перед ним возникает новое препятствие, и оно происходит не от французов.

На утвержденный им план, энергично поддержанный на военном совете австрийским генералом Ауфенбергом, швейцарскими офицерами и английским комиссаром, полковником Клинтоном, один великий, князь Константин налагает, на этот раз правильно, формальное veto. Ему представляется, что избранный путь слишком подвержен опасности со стороны противника, и после продолжительных споров он заставляет принять другой, более кружной, через Иланц и Кур на Майенфельд. Он действительно укроет армию от нападения; но на сей раз это во всяком случае будет отступление, хотя Суворов и не хочет в том сознаться. Кроме того, этот маршрут подвергнет беглецов испытаниям другого рода, которые несомненно одержат верх над их выносливостью и мужеством, и при другом начальнике совершенно их погубил бы. «Лучшее отступление стремительное», думал Суворов. Вскоре он дал самому себе блестящее опровержение.

На высоте 2400 метров гора Паникс, через которую предстояло теперь перейти, оказалась 7 октября уже покрытой снегом. Из-за множества пропастей, переход через нее был не только труден, но и опасен. Лошади скользили. Та, на которой ехал фельдмаршал, не раз чуть было не увлекла его в бездну. Всегда неустрашимый, старый воин вырывался однако из рук казаков, силой старавшихся ему помочь.

– Оставьте меня! Я поеду один!

– Сиди! – отвечали они ему.

И он покорялся.

Для начальника и для армии, которою он командовал в дни более счастливые, этот марш является, однако, самым прекрасным подвигом, возбуждающим удивление потомства. Он заслуживает почетного места в военной истории всех времен.

IV

В Иланце Суворов был уже в состоянии вновь произвести сосредоточение своих войск и снабдить их провиантом. С прибытием в Фельдкирх он стал прежде всего думать, более чем когда-либо, о том, чтобы снова перейти в наступление. Он мог теперь иметь такое намерение, не будучи слишком дерзким. С 28 сентября, вследствие того, что эрцгерцог остановил свое движение и вернул некоторые части назад, Корсаков снова вступил с ним в сношения и занял свой прежний лагерь в Дерфлингене, около Шафгаузена. Справа от него Науендорф с 8000 австрийцами прикрывал Рейн, от Вальдсгута до Шафгаузена; слева полковник Титов с одним полком, уцелевшим от цюрихского поражения, охранял окрестности Констанцского озера. Корпус Конде, формировавшиеся швейцарские батальоны и баварские войска, бывшие в пути, обещали в скором времени подкрепления, которые вознаградили бы, и даже с излишком, за понесенные потери. Но побежденный при Цюрихе был подавлен. Его прежнее хвастовство уступило место полному унынию. Эрцгерцог, с другой стороны, не выказывал расположения возобновить попытку действовать сообща. Он сначала хотел подождать Суворова и, таким образом, позволил Массена оправиться от тревоги, которую вызвало в нем появление фельдмаршала в Швейцарии. Так как Суворов от него ускользнул, французский генерал бросился на Корсакова и принудил его совершенно очистить левый берег Рейна. Наконец, победитель при Нови вскоре сам перешел самым странным образом от воинственного пыла, который недавние испытания, кажется, еще более воспламенили, к нравственному упадку, тем менее оправдываемому; после напряжения всех своих сил, для противодействия злому року, эта железная душа казалась еще не разбитой, а как бы выведенной из равновесия.