Павел I

В «Советской исторической энциклопедии» о Пакле I говорилось, что он проводил политику «крайней реакции», отстаивал «интересы помещиков-крепостников», являлся «психически неуравновешенным» человеком, а проще говоря — «самодуром». Правда, было совершенно непонятно, почему «помещики-крепостники», если их интересы так рьяно отстаивал Самодержец, в конце концов его убили, почему потом они так открыто радовались, посылая во след убиенному свои гневные обличения.

Старый карамзинский тезис о «безумном деспоте», о «сумасшедшем тиране», преследовавшем всех и вся, «казнившем и миловавшем» только по личной прихоти, стал настолько расхожим и устоявшимся, что красуется на страницах некоторых учебников и исторических пособий до сего дня.

Правда, почему-то никто не пытался придать зловещим карамзинским моральным оценкам документальную достоверность. Списки «невинно погибших жертв» за двести лет так и не были составлены по той простой причине, что таковых не существовало в действительности. Поэтому легко врали и безоглядно клеветали, ссылаясь при этом в лучшем случае на слухи, на так называемые «свидетельства современников» из круга участников Цареубийства или их симпатизантов. Между тем смертная казнь при Павле Петровиче в России не применялась, а своим собственноручным указом от 20 апреля 1799 года он особо подчеркивал, что «запрещение смертной казни в Империи Российской существует в силе общих государственных узаконений», распространив эту норму и на западные области, вошедшие в состав России в конце XVIII веха.

Конечно, далеко не всех устраивали уничижительные и риторические пассажи, выдаваемые за документальные факты. Желание разобраться в истории с Павлом I давало о себе знать не раз. Дальше всех но пути установления фактографической истории в XIX веке пошел генерал и историк Н. К. Шильдер (1842–1902), Он написал подробную биографию Павла Петровича, первый раз опубликованную в 1899 году во Франции на французском языке под названием «История Павла I в анекдотах». В 1901 году книга увидела свет и в Петербурге, но под другим названием: «Император Павел I. Историкобиографический очерк».

Собрав огромный фактический материал, Шильдер создал до сего дня самую полную биографическую хронику Павла Петровича. В то же время в своих общих рассуждениях и моральных оценках генерал не поднялся выше общепринятого и хотя прямо не написал, что Павел — «сумасшедший», но, говоря о поступках Императора, постоянно употреблял выражение «дурные импрессии», что должно было подтверждать его неадекватность.

Симпатии автора оказывались всегда и всецело на стороне Екатерины II, которая не скрывала своей нелюбви к сыну, и это стойкое противоестественное чувство матери Шильдер все время пытался объяснить упомянутыми «дурными импрессиями» Павла. Из приводимых же в описании свидетельств этого как раз и не видно, а следует совершенно другое: мать относилась к сыну как к своему крепостному, с которым, как известно, и не надо было особо церемониться. Из всех «преступных деяний против России» Шильдер выявил четыре «непростительных» и «особо тяжких преступления», вменяемых в вину Павлу Петровичу: запрещение ношения круглых шляп, фраков, жилетов и введение неудобной военной формы. Подобного оказалось достаточно, чтобы убийцы Помазанника Божия фактически получили от автора моральную и историческую индульгенцию.

К тому же Шильдер фактически полностью обошел историю заговора и убийства Павла Петровича, что чрезвычайно снизило историческое значение его труда. Между тем к тому времени были опубликованы многие важные свидетельства и Шильдер не мог о них не знать.[5] В XX веке все умолчания рухнули, и история жизни и смерти Павла I была освещена в мельчайших подробностях, однако при всем том старый «диагноз» о «безумном тиране» фактически так и не был отменен[6].

Издавна существовала одна аналогия, уподобляющая Павла Петровича известному шекспировскому герою. В феврале 1900 года журналист, драматург и издатель столичной газеты «Новое время» A.C. Суворин (1834–1912) записал в дневнике свой разговор с дипломатом и историком графом С. С. Татищевым (1846–1906), занимавшимся исследованиями эпохи Павла Петровича. Граф высказался в беседе вполне определенно: «Павел был Гамлет отчасти, по крайней мере, положение его было гамлетовское и «Гамлет» был запрещен при Екатерине II». После подобной исторической реминисценции Суворин заключил; «В самом деле, очень похоже. Разница только в том, что у Екатерины вместо Клавдия был Орлов и другие. Мне никогда это не приходило в голову».