Павел I

Когда прискакал Зубов, то Павла не было во дворце; он находился на прогулке в парке. Немедленно гатчинский гусар был послан с оповещением. Сохранился живописный рассказ о краткой беседе, состоявшейся между гусаром, почти все из которых происходили из малороссов, и Цесаревичем. «Шо там таке?» — спросил Цесаревич, завидя гусара. — «Зубов приехал, Ваше Высочество». — «Абогацько (много) их?» — был следующий вопрос. — «Один, як пёс, Ваше Высочество». — «Ну, с одним можно справиться», — резюмировал Павел Петрович, снял шляпу и перекрестился. Через несколько минут он был уже в кабинете, где и узнал подробности происшедшего.

Было немедленно отдано распоряжение: готовиться к отъезду. Сборы были недолгими; не прошло и часа после сообщения Зубова, как Павел Петрович вместе с Марией Фёдоровной в карете отбыли из Гатчины. Только отъехали несколько верст, начали попадаться курьеры с посланиями от разных лиц и ведомств. На полпути встретился Ф. В, Ростопчин, который оставил описание дальнейшего.

«Не было ни одной души из тех, кои, действительно или мнительно, имея какие-либо сношения с окружающими Наследника, не отправили бы нарочного в Гатчину с известием: между прочим, один из придворных поваров и рыбный подрядчик наняли курьера и послали. Проехав Чесменский Дворец, Наследник вышел из кареты, Я привлёк его внимание на красоту ночи. Она была самая тихая и светлая: колода было не более 3 градусов, луна то показывалась из-за облаков, то опять скрывалась… Говоря о погоде, я увидел, что Наследник устремил взгляд свой на луну, и, при полном её сиянии, мог я заметить, что глаза его наполнились слезами, и даже текли слёзы по лицу».

Около девяти часов вечера, 5 ноября, Павел и Мария прибыли в Зимний Дворец. Когда сын увидел почти бездыханное тело матери, то расплакался, не стесняясь окружающих. За многие годы это был первый случай, когда Павел плакал на людях. Во Дворце была мао са народу; сыновья Александр и Константин встречали родителя в гатчинских мундирах, которых в Зимнем Дворце никогда не носили. И все прочие пытались выразить свое раболепие. Хотя Екатерина ещё дышала, но все чувствовали и понимали, что её время закончилось, наступает новая эпоха.

Павел Петрович прошел в кабинет Екатерины, который стал на ближайшие часы мозговым центром Империи. Он желал знать закулисную сторону жизни государства, к чему его никогда не допускали, он хотел иметь ясное представление и о той судьбе, которую ему готовила умирающая за стеной мать. Столько было слухов, сплетен, предположений. Настало время во всем разобраться.

В ту ночь, с 5 на 6 ноября 1796 года, Павел Петрович практически не ложился спать. Было не до того. Его советчиком, его «чичероне» по тайным политическим лабиринтам в тот момент стал самый сведущий в государственном управлении сановник — A.A. Безбородко. Пришел и Платон Зубов, был тих и смиренен, и показал тайный ящик в секретере, где хранились самые сокровенные бумаги Екатерины, касающиеся лишения Павла прав на Престол. Когда пакет оказался в его руках, то Безбородко глазами показал на горящий камин. Мельком просмотрев некоторые бумаги, будущий Император предал их огню.

В 6 часов утра Павел Петрович имел беседу с докторами, в один голос заявившими, что надежды на выздоровление нет никакой. Пока еще Цесаревич Павел вызвал из Гатчины Алексея Андреевича Аракчеева (1769–1834), самого верного и надёжного офицера из его «гатчинского войска». С этого момента на авансцене общественной жизни появляется эта фигура, о которой сказано столько всего неправдоподобного и пристрастного.

Аракчеев отнюдь не был примитивным и жестоким офицером, как его часто изображают, он был преданным, беспредельно преданным Императорам; сначала Павлу, а затем Александру. У него не было никаких дружеских и родственных привязанностей, влиявших на его общественное поведение и служебное рвение. Потому его и «не любили» и в офицерской среде, и в столичном обществе: он не признавал никаких приоритетов, кроме воли Монарха. Да, он был «фанатиком» из породы тех, кто выигрывает сражения и охраняет устои Империи…

Выходец из семьи мелкопоместного дворянина Бежецкого уезда Тверской губернии, Аракчеев обучался в Петербургском артиллерийском и инженерном корпусе, где проявил невиданное рвение и в учении, и в службе. В 1787 году получил свой первый офицерский чин. Когда граф Н. И. Салтыков обратился с просьбой к начальнику Корпуса рекомендовать толкового и знающего человека для преподавания сыновьям основ артиллерийского дела, то было названо имя Аракчеева. Через некоторое время Салтыков рекомендовал расторопного и знающего офицера Павлу Петровичу. Аракчеев перешёл под начало Цесаревича в Гатчину и очень скоро завоевал его симпатию.