Павел Первый

Наблюдатели все чаще и чаще видели во дворце отца Грюбера, прозелитизм которого был хорошо известен. Павел рассчитывал на этого красноречивого и пронырливого иезуита, чтобы побудить нового папу Пия VII вновь подтвердить за Российским императором звание Великого Магистра Мальтийского ордена крестоносцев. По свидетельству некоторых приближенных к царю лиц, он был готов даже поменять веру – лишь бы добиться своей цели. Не прислушался ли царь к мнению посла Королевства обеих Сицилий, принца Серра Каприола, с которым несколько месяцев ранее поддерживал тесные отношения? В ходе этих «задушевных» переговоров он именовал Папу Римского «первым епископом христианства». Однако, когда дипломат удалился из дворца, Павел неожиданно осознал, что отречение от традиционной веры спровоцирует в русском народе хаос, по сравнению с которым Французская революция покажется пустяшной забавой. При чтении документа, который его посетитель просил его подписать, им овладел глубокий страх: «Его Императорское Величество со всей полнотой своих чувств расположено к принятию догм и учений Святой апостольской римско-католической церкви, признанию в качестве истинного главы Церкви папу Пия VII и его преемников и координированной деятельности с Его Святейшеством во благо объединения двух церквей». Каждое слово этой декларации пронизало его так, как если бы она дублировалась сентенцией отлучения, произнесенной против него. Ему казалось, что все колокола России сорвались одновременно на его голову. Ужаснувшись от мысли быть обличенным в конфессиональной измене православию, которому принадлежал, он написал: «Вы хотите сделать из меня отступника!» И для того чтобы закрыть эти мучительные дебаты, он отвечает Серра Каприола, что, как ему представляется, будет лучше создать альянс из двух великих западных Церквей в плане почитания их взаимных традиций, а признание его в качестве Великого Магистра Мальтийского ордена произвести «самым простым политическим образом, с кое-каким, однако, добавлением». Не получив, таким образом, никакого твердого обещания, Серра Каприола уезжает с пустыми руками и считает, что имел дело со свихнувшимся человеком, настроение и воля которого все время противоречат друг другу. Всякий раз в доказательство своей доброй воли в этих сделках Павел писал лично королю обеих Сицилий Фердинанду о том, чтобы тот передал святейшему папе подтверждение его неизменно уважительного предложения принять его у себя с оказанием всех соответствующих его рангу почестей, в случае, если со стороны Франции Риму или Ватикану будет исходить угроза.

Разумеется, содержание этого письма не разглашалось, поскольку у всех во дворце были невоздержанные языки. Утверждали даже, что папа Пий VII, тронутый почтительной покорностью царя, предполагал направиться в Россию для того, чтобы обсудить с ним непосредственно вероятное слияние двух христианских Церквей. Папа в Санкт-Петербурге! А почему же не в Москве, в Третьем Риме, древней колыбели православия! В светских и религиозных кругах кипело негодование, оскорбленная вера готовилась к битве с антихристом. Затем, после того как робкие экуменические попытки Павла не привели к какому-либо результату, вся эта религиозная лихорадка сошла на нет.