Павел Третьяков

Любопытно, но церковные документы, составлявшиеся приходским священником, ничего не говорят о перемене Третьяковыми места жительства. Думается, причина в следующем: хозяин дома, Михаил Яковлевич Рябушинский, числится в них как «раскольник поповицкой секты». По-видимому, священник сознательно записывает хорошо ему знакомого Михаила Захаровича с семейством по их собственному дому, благо они остались жить в прежнем приходе. Служитель церкви явно не желал, чтобы церковные власти заподозрили Третьяковых в сочувствии старообрядцам. Через несколько лет Рябушинский захотел сам занять свое жилище, и Третьяковы снова меняют место жительства.

На этот раз они переезжают несколько дальше, в другой приход — церкви Иоанна Воина на Калужской улице, также находящийся в Замоскворечье. Третьяковы «…выехали… на Якиманку, в дом Шамшуриных»^[78] в Бабьегородском переулке. Это тоже была съемная квартира, прав на старый дом они по-прежнему не потеряли. Составители «летописи жизни П. М. Третьякова» датируют это событие 1850 годом^[79]. Однако оно произошло гораздо раньше, в период с 29 августа 1847 по 28 августа 1848 года, то есть после той даты, как они были в последний раз отмечены в Николо-Голутвинском приходе, — и до момента их фиксации на новом месте жительства^[80].

Дела Михаила Захаровича шли в гору, семья его потихоньку разрасталась, рождались все новые дети. Но… не зря, видимо, говорят: кого Бог любит — того испытывает. В 1848 году на Третьяковых обрушилось страшное горе: скарлатина, которую тогда почти не умели лечить, унесла жизни всех младших детей, по крайней мере трех мальчиков, в том числе «12-летнего бойкого и способного мальчика Данилу»^[81], только начавшего помогать отцу в торговых делах. В живых, помимо родителей, осталось четверо старших отпрысков: Павел, Сергей, Елизавета и Софья.

Как уже отмечалось, точное число детей в семье Третьяковых неизвестно. В. П. Зилоти, вспоминая разговоры с Александрой Даниловной, утверждает, что та родила одиннадцать детей. Документы же дают информацию лишь о девяти из них, что дает право исследователям обходить этот туманный вопрос, не упоминая свидетельства Зилоти. В результате появляются уверенные утверждения о девяти или даже о десяти детях^[82], родившихся в семье А. Д. и М. З. Третьяковых. Это выглядит тем более убедительно, что цифра «девять» фигурирует в воспоминаниях А. П. Боткиной. Исследователи забывают, что, говоря о мелких деталях, Александра Павловна зачастую не доверяет собственной памяти, а опирается на все те же документальные источники. Автор этих строк считает, что В. П. Зилоти, писавшая воспоминания по памяти, в таком важном вопросе, скорее всего, не ошибается — и действительно приводит ту цифру, которую услышала из уст бабушки. В таком случае документы запечатлели имена тех восьмерых детей, которые родились до 1848 года, а также девочки, появившейся на свет в 1849-м. Еще двое детей, по-видимому, родились в том же году, когда и скончались, то есть в 1848-м, во время свирепствовавших в Москве эпидемий, и документы об их рождении либо не сохранились, либо не были составлены вовсе. Эпидемия, или, как тогда говорили, «моровое время», — чрезвычайное событие, нарушающее не только распорядок жизни людей, но и налаженный процесс производства бумаг.

Вот свидетельство Веры Павловны: «Михаил Захарьевич умер рано; было у них с Александрой Даниловной одиннадцать человек детей. Старшим был Павел Михайлович, родившийся 15 декабря 1832 года, в день св. Павла. Вторым родился Сергей Михайлович, затем шли Елизавета и Софья Михайловны. Позже родилось, по словам самой бабушки, шесть детей…» «Две страшные эпидемии скарлатины, ходившие по Москве, унесли всех шестерых маленьких деточек; трое умерло в одно время; три гробика стояло рядом в церкви, у „Ивана Воина“, — рассказывала мне бабушка, когда я была уже взрослой девушкой, — рассказывала и смотрела куда-то вдаль». Затем, в 1849 году, «родилась их младшая дочка, Надежда Михайловна»^[83].

За один год семья потеряла нескольких здоровых детей. Это был страшный удар.

Особо чувствительной была потеря сыновей — не только наследников, но и потенциальных помощников отцу в его торговых занятиях. Вся родительская любовь сосредоточилась на оставшихся детях, особенно на дочерях. Любимицей Михаила Захаровича была Елизавета, Александры Даниловны — Софья. Сколько мог, Михаил Захарович продолжал заботиться об оставшихся пятерых детях: об их воспитании, образовании — и об устроении их дел на случай своей непредвиденной кончины. Впрочем… в те времена человек, которому было за сорок пять, уже всерьез задумывался о жизни души в загробном мире.