Павел Третьяков. Купец с душой художника

БОТКИН Сергей Петрович (1832–1889), выдающийся врач-терапевт, с 1861 года профессор Академической терапевтической клиники, крупный общественный деятель.

ГУН Вера Ипполитовна, урожд. Монигетти, жена художника К. Ф. Гуна.

Портреты Веры Николаевны и Павла Михайловича Третьяковых

Еще в 1866 году, после первого знакомства с Верой Николаевной, Горавский писал Павлу Михайловичу 30 ноября: «Если вздумаете списывать портрет Веры Николаевны, то попрошу Вас, дорогой Павел Михайлович, предоставить моему груду, с жаждой кажется написал бы строгий и экспрессивный портрет; по моему мнению, сюжет, благодарный для кисти художника, должен охотно и любовно исполняться».

Но в это время Павел Михайлович еще не надумал. Что выбор его остановился на Крамском – совершенно понятно. Но почему не раньше? Возможно, что между 1869 и 1874 годами, особенно увлекшись покупками и заказами портретов выдающихся людей искусства и науки и построив между 1872 и 1874 годами свою первую галерею, он не хотел тратиться на свою прихоть, на свое личное удовольствие.

Только в 1875 году Павел Михайлович решил позволить себе иметь портрет Веры Николаевны. Когда именно и при каких обстоятельствах он сказал о своем желании Крамскому, мы не знаем, но 13 мая 1875 года Павел Михайлович писал Крамскому, извиняясь, что чуть ли не месяц не отвечал ему на письмо: «У меня весной особенно много хлопот по случаю ежегодного торгового баланса, и кроме того, жена чувствовала себя все это время очень дурно до 3 мая; в этот день родилась у нас дочка; сегодня больная моя встала с постели и теперь, надеюсь, будет поправляться… Долго ли Вы рассчитываете остаться в Петербурге? На поправление жены надо полагать нужно около месяца, а мне очень бы желалось, чтобы портрет ее состоялся».

16 мая Крамской ответил: «Портрет Веры Николаевны меня очень интересует, и я рад его сделать; у меня уже есть представление о картине, только к моему сожалению я не могу назначить времени моего приезда в Москву… раньше конца июня нечего и думать выехать».

Но в конце июня Крамскому приехать в Москву не удалось. 20 июля он писал об этом и прибавил: «Свидетельствую свое уважение Вере Николаевне и глубоко сожалею, что до сих пор не удалось начать интересный для меня труд».

Павел Михайлович писал Крамскому 31 июля 1875 года: «Жена моя до 3 июля была так себе, не дурна, можно бы, пожалуй, и начать и кончить портрет, но 3-го июля она оставила кормить ребенка и вследствие того у ней сделалось воспаление в груди и затем лихорадка; только теперь начинает поправляться; в начале сентября мы поедем в Крым. Вот это наше положение.

Теперь Ваше как? Улетучиваетесь Вы, как предполагали, или нет и когда и как? Если Вы остаетесь еще будущую зиму, то мы к Вашим услугам с 1 ноября во всю зиму, когда хотите. Если же Вы исчезаете, то до этого исчезновения я желал бы, а также и жена, чтобы Вы непременно сделали портрет, и покорнейше Вас просим исполнить это желание.

Итак, добрейший Иван Николаевич, скажите же, как Вы намерены поступить. Будем ждать Вашего ответа с нетерпением. Скажите, как бы Вам было лучше и удобнее».

«До 20-го августа (до переезда с дачи) я пробуду в Петербурге, – писал Крамской 10 августа, – и в Москву раньше 25-го числа не буду. Вы же уезжаете в Крым в начале сентября, как быть? А уж как бы мне хотелось написать портрет Веры Николаевны. Но должно быть, не судьба, для портрета нужно во всяком случае месяц, а взять его негде, итак, решайте».

14 августа Павел Михайлович писал: «Многоуважаемый Иван Николаевич, тем более жаль, если не придется писать портрет, что кроме нас и Вы очень бы желали этого портрета. Скажите: куда наверно и каким путем Вы исчезаете из России, может быть, южным? Не подойдет ли Вам сделать портрет в Крыму – в Ялте? Для нас это было бы удобно – как для Вас? Потом, если это не годится, и если бы мы почему-нибудь не поехали в Крым (хотя, кажется, нужно будет ехать), то где бы Вы писали портрет в Москве, т. е. в городе или на даче, какого рода помещение удобнее для работы портрета? Сделайте одолжение, поспешите ответить мне на эти вопросы; хочется перепробовать все, прежде чем отказаться от давнишнего желания».

«Я еду на юг действительно, – отвечает Крамской, – только вот как: с конца августа уезжаю из Петербурга через Москву в Тулу, к графу Толстому; я полагаю у него остановиться, т. к. неподалеку есть одно место для картины (старая барская усадьба). Я имею адрес от Мясоедова, где это именно находится. Там рассчитываю пробыть сентябрь, а может быть, и часть октября, а затем уж, не останавливаясь, через Одессу и Константинополь, к цели. Полагаю к будущей весне подняться через Италию в Париж, где и буду работать. Это будет так, если портрет не состоится. Если же он состоится, то я работать в России на указанном выше месте буду меньше, а может быть, и совсем не буду…