Ф. Ф. Павленков не только сдержал свое слово и «довел до конца» издание сочинений Д. И. Писарева, но и восемь раз переиздавал его. Как справедливо пишут историки литературного процесса, такой чести в XIX веке не удостаивался никто из беллетристов, не говоря уже о критиках.
Но все это будет потом… А после выхода первой части начинается самый трудный период в истории издания. Многие сложности возникали независимо от воли издателя.
4 апреля 1866 года происходит событие, всколыхнувшее всю общественную атмосферу в империи. Д. В. Каракозов под вечер совершает покушение на царя Александра II. Его выстрел, само собою разумеется, вызвал усиленную атаку реакционных сил на все то, что давно раздражало своим демократическим, резко обличительным пафосом, направленным против существующих порядков.
Сказалось ли это на деятельности Павленкова? Самым непосредственным образом. 15 апреля 1866 года арестовали владельца книжного магазина Евгения Печаткина. А именно через него и шло распространение павленковских изданий. Но самое главное — была совершенно оборвана связь с Д. И. Писаревым. Поддерживать переписку стало невозможным, прекратились свидания Веры Ивановны и Варвары Дмитриевны с узником Петропавловки. Это было весьма некстати. Дело в том, что Флорентий Федорович, радуясь выходу первой части сочинений, хорошо представлял, что в обострившейся общественно-политической ситуации благополучного развития событий в цензуре в связи со второй частью ожидать не приходится. Он просил Дмитрия Ивановича для большей гарантии прохождения издания через цензуру согласиться на некоторые уступки, предлагал конкретные небольшие изменения и сокращения в текстах статей, которые включались во вторую часть. Но критик категорически возражал против какого-либо вмешательства в тексты уже публиковавшихся работ. Раз цензура пропустила их тогда, почему она будет задерживать сегодня, рассуждал он.
— Если можно было бы с ним переговорить… Дмитрий Иванович просто не в состоянии уловить существенных изменений, произошедших в общественной жизни, — говорил Флорентий Федорович Вере Ивановне, передававшей очередной отрицательный ответ брата на предложение по небольшому редактированию статей.
— Печатать так и только так, в противном случае лучше вовсе не печатать, — заявлял Писарев.
Флорентий Федорович не стал настаивать. Вызывала восхищение стойкость мужественного борца, который в крепости находил в себе силы писать лучшие, по его мнению, статьи: «Наша университетская наука», «Реалисты (Нерешенный вопрос)», «Пушкин и Белинский», «Цветы невинного юмора», «Новый тип (Мыслящий пролетариат)», «Прогресс в мире животных и растений», «Исторические идеи Огюста Конта» и другие. Поражался Павленков и поистине удивительной работоспособностью Писарева, который в продолжение своей шестилетней литературной деятельности написал и перевел более четырех тысяч страниц.
«Да, переговорить бы с Дмитрием Ивановичем», — думал Павленков.
Но обстановка складывалась так, что не только переговорить, но даже и связаться с ним стало невозможно. «Как быть? Что если изменить порядок выхода томов? Пусть вторая часть задержится, выпустим сначала третью. Статьи, входящие в нее, пожалуй, написаны не так задиристо, а, следовательно, и шансов больше на беспрепятственный выход книги».
Флорентий Павленков еще раз прочитал четыре критические статьи — «Сердитое бессилие», «Промахи незрелой мысли», «Роман кисейной барышни», «Пушкин и Белинский».
«Есть, конечно, небесспорные суждения, — думал он. — Но ведь это мнение автора. И оно имеет право на существование. Публика сама в состоянии разобраться, что истинно, а что нуждается в уточнении. В целом же, серьезных претензий у цензоров не должно быть. Не знаешь, правда, к кому она попадет в руки. А от этого так много зависит».