Два письма Флорентия Федоровича к писательнице М. А. Маркович, изъявившей согласие похлопотать в высоких инстанциях против запрещения «Вятской незабудки», дают представление как о подлинном замысле издания, так и об аргументах, выдвигаемых издателем в его защиту.
«У меня, — пишет Павленков 26 февраля 1878 года, — всего только 2 экз. задержанного тома “Вятской незабудки” — один у того лица, которое должно говорить с Беселаго, и другой в Царскосельском уезде, откуда его привезут к завтрашнему дню. Но время не терпит, поэтому, не имея возможности прислать Вам, что следует, посылаю 1-й том, который может дать некоторое понятие и о следующем. Я говорю “некоторое”, потому что 2-й том составлялся не экспромтом, а в течение целых 8 месяцев, следовательно, по необходимости должен быть основательнее. Вы уже знаете, что весь сыр-бор загорелся из-за предисловия. К счастью, у меня сохранилась одна из его корректур. Присоединяю ее к 1-му тому.
Основы для защиты “перед бесчувственной толпой”, мне кажется, должны быть следующие:
1) Цензура не может и не должна являться охранительницей частных интересов тех или других отдельных лиц. Будучи правоспособными и совершеннолетними, они могут и должны сами защищать себя от нареканий, прибегая для этого или к помощи печати или к суду.
2) Нерасчетливо для самой высшей администрации преследовать сборники, подобные “Вятской незабудке”, в местностях, значительно удаленных от центра и не имеющих своей местной независимой печати. Это значило бы вгонять язву вовнутрь, а, следовательно, вконец расстраивать провинциальный организм. Особенно нерасчетливо это в настоящую минуту, когда сам Тимашев готовит проект преобразования местной официальной печати.
3) Смешно поднимать историю и затевать скандал из-за таких вещей, которые уже читаны и перечитаны и которые могут свободно обращаться в публике в форме №№ “Русского образования” — только эти перепечатанные корреспонденции и представляют собой крупинки соли. Все остальное — “хлеб наш насущный даждь нам днесь”.
4) Нелепо и возмутительно из-за 1/10 уничтожать 9/10 книжки. Всякая статья должна ответить сама за себя.
5) Год, прошедший со времени выхода 1-го тома “Незабудки”, наглядно показал, что авторы ее далеко не так опрометчивы, как это может показаться с первого взгляда. Из 212 лиц, о которых упоминается в 1-м томе, жаловался в суд лишь один г. Стельмахович. Да и тот проиграет процесс (дело будет слушаться на 1-й или 2-й неделе поста в Петербургской судебной палате). Можно и еще бы привести несколько “основ”, но довольно и этих, а то чересчур уж Вас утомил*.
Флорентий Федорович не выдержал и уже на исходе того же самого дня еше раз посылает пространное письмо М. А. Маркович. Начинает он его с совета писательнице: «Знаете, Мария Александровна, если бы Вы обращались не к брату Лазаревского, а к нему самому, то это был бы с Вашей стороны подвиг, который заставил бы его уважать Вас вдвойне. Дерзайте. Если бы Юлий Цезарь успел сказать Бруту: “И ты!..” прежде, чем в его грудь вонзился первый кинжал, быть может, он остался бы жив. Так же точно может остаться жива и “Незабудка”».
Узнав, что 2-й том не удается получить в ближайшее время, Флорентий Федорович решает, что следует вооружить М. А. Маркович дополнительными аргументами. «Книжки не привезли и до вторника ее нельзя будет достать ни под каким видом. Приходится, таким образом, аргументировать без фактов, идти на состязание, как греки на олимпийских играх, с голыми руками, измазавши их оливковым листом общих оснований. Скользкое орудие… Но оно в то же самое время единственное, единоспасаемое в данном случае».
Далее в письме намечаются несколько опорных пунктов в дополнение к указанным в утреннем письме. Павленков, как всегда, привлекает в союзники силу логики: «Говорят, что цель “Незабудки” и проектируемых по ее образцу и подобию провинциальных сборников — систематическое шельмование местной администрации… Бессмысленный набор фраз в стиле Сахар-Сахаревич (жупел, металл звенящий и пр.). Ряд устрашающих слов и пустых звуков!.. Если бы такова именно была цель “Вятской незабудки” — большинство ее статей было бы посвящено разбору действий уездных и губернских держиморд или, по крайней мере, она для контраста налагала бы на эти действия более густые и темные краски, чем все остальные. Между тем на деле выходит совсем не то. Для “Незабудки” как будто бы не существует объектов действия, а только одни его субъекты. Она относится с одинаковым беспристрастием как к местным чиновникам, так и к земцам, к становым и народным учителям, к пастухам и овцам, если эти чиновники, земцы, становые, учителя, пастухи и овцы оказываются одинаковыми свиньями. Везде стоит знак равенства, и никто не может сказать, чтобы облегчение его возведено было в систему.