Павлик

– Кришна, во-первых, не мой, – Павлик снова машинально потер порез на щеке. – Кришна индусский как раз, из их традиции. А вообще, я вам так скажу: тут ведь вопрос сложный очень в действительности. Мировоззренческий, можно сказать вопрос. Тут ведь в чем дело, вы думаете? Одни с Иеговой мосты навести хотят, и наводят, заметьте. А вторые, индусы к примеру, так они наоборот, мимо Иеговы проскочить намерены, им с ним разговаривать в принципе не о чем. Вот и получается: одни – за одного, вторые – за другого. А если еще глубже копнуть, – Павлик опять над чем-то задумался, а потом нахмурил брови, – так тут еще сложнее… А с другой стороны – и проще все. Эти, с Иеговой которые, они за рабство, а индусы и иже с ними – за свободу. Если коротко, то вот такая картина получается, – он выдохнул и махом осушил остывший чай.

Игорь Сергеевич разгорячившегося собеседника выслушал с прежним интересом, но улыбался теперь все больше удивленно:

– Вообще ничего не понял, уж простите меня. Иегова какой-то, Кришна. Свобода, рабство… А попонятней можно?

– Можно, Игорь Сергеевич, – Павлик вздохнул, – только, боюсь, не выйдет. Тут не на один ящик «Людовика» вашего спич. Люди к этому годами идут, а вы хотите, чтобы я вам за пять минут объяснил, что да к чему.

Хозяин кабинета покачал головой, усмехнулся и потянулся к бутылке, плеснув в бокалы немного янтарной жидкости:

– Да, содержательный у нас с вами разговор получается. Начали с Ницше, закончили Кришной, – он чему-то тихо засмеялся, – А вы сами, Павел, как к этому пришли?

– Да я ни к чему еще не пришел толком, – пожал плечами в ответ тот. – Так, по кусочкам пазл собираю. То тут что копну, то там. Информации масса, пока ее переваришь, зерна от плевел отделишь – время-то идет. Потихоньку вырисовывается что-то, а целостной картинки пока нет.

– Ну да ладно, – Игорь Сергеевич снова улыбнулся, – а что за свобода-то? За которую индусы? От чего эта свобода?

Павлик недоуменно пожал плечами.

– Что значит – от чего? Свобода, за которую индусы, она не от чего-то, она вообще. Полная и тотальная, как ее некоторые называют. Глобальная, если так можно выразиться, свобода. Бывает ведь и ограниченная свобода, когда люди от чего-то конкретно свободны. Кто-то от армии свободен, кто-то – от семьи. Кто-то с куревом завязал и от сигарет освободился, но это все – суррогаты, с позволения сказать. А тут речь именно что о самой главной свободе идет…

– А конкретнее можно?

– Можно, – Павлик кивнул. – Можно и конкретнее, конечно. Но неужели вы сами не догадываетесь, какая тут самая главная свобода? На Земле, я имею в виду, вот какая она, по-вашему, эта самая главная свобода?

Его собеседник неуверенно развел руками:

– Я, если честно, даже ваш вопрос до конца не понимаю. Что значит «самая главная свобода на Земле»?

– А что тут не понятного? А, ладно, – он махнул рукой. – Про свободу, конечно, можно вообще долго говорить, сами понимаете. Свобода, она ведь и в мелочах проявляется в бытовых… Вот, к примеру, с чего у нас с вами все началось? – он заговорщицки подмигнул своему визави, а тот неопределенно повел головой. – С отпуска вашего, с Танюшей – на Мальдивы, помните?

Игорь Сергеевич едва заметно нахмурился.