Павлик

– Конечно, нет! – Павлик всплеснул руками и с восхищением несколько раз хлопнул в ладоши. – Кто же тут после вчерашнего подвоха ожидать будет? Они же как думать должны, опыт общения с вами имея соответствующий? Правильно: придем, дескать, сейчас к товарищу несознательному, претензии предъявим по поводу имущества подпорченного, а он – сразу нам ключи от квартирки на ладони. Нате, мол, господа хорошие, возьмите в виде компенсации жилплощадь мою и зла не держите, что сложилось так! В горячке действовал, в беспамятстве, за что вам извинения глубокие свои и приношу!

– Издеваетесь?

– Издеваюсь?! – Павлик взвился над стулом, негодующе разглядывая виновника своих беспокойств. – Я издеваюсь?! А вот у меня, святой отец, такое ощущение складывается, что это вы над нами сейчас издеваться изволите! Вы себя только со стороны послушали бы! Катаны ему не хватало! Курукшетра на лестничной площадке у него, Кришну с Арджуной он вспомнил! Удивительно, что вы дона Хуана тогда не вспомнили!

– Вспомнил, Павел. И его вспомнил тоже. Тот момент, когда они с Карлосом про смерть говорили…

– Достаточно! Хватит, отец Иммануил! Вы только про дона Хуана мне сейчас не начинайте, ради бога! Вы бы лучше в тот момент про нас с Васей вспомнили, про тетушку…

– Так я и вспомнил, Павел!

– Да вы что?! Неужели?

– Клянусь! – отец Иммануил широко перекрестился и утвердительно кивнул, прижав руки к груди. – Именно в тот момент и вспомнил про лица родные и близкие! И мысль одна…

– Про катану, святой отец?!

– Павел! Попрощаться у меня мысль была! Понял я, что обнять вас с Василием должен, иначе вовек себе не прощу! Я же за новой катаной уже ехать хотел, да про вас с Василием вспомнил, и название города этого всплыло – Сокол. Я же как в тот момент решил? Если даст Господь, то успею найти вас, увидеть, обнять напоследок, а эти, думаю, подождут пару дней, пока обернусь… Битва последняя, от нее разве убежать можно? Ну а как принял решение, так сразу в путь-дорогу и двинулся. Одно только – ни денег, ни телефона нет… Я же из дома-то, как есть, выбежал… Даже обуви нормальной не надел, – отец Иммануил смущенно пошевелил ногами в разноцветно-легкомысленных сланцах и нахмурился еще больше. – Но в этом деле на Господа вся надежда была, не скрою! Как отдал себя ему в руки, так такая благость и покой спустились, не поверите! И что, как вы думаете? Не подвел ведь Господь сына своего! К вечеру уже в Ярославле был, утром – в Вологде, ну а в субботу вечером – уже тут, в Соколе. И люди с пониманием отнеслись – ни копейки не попросили! А уж когда вас увидел, и вовсе камень с души свалился! Услышал Господь молитву мою, значит, не отвернулся от сына своего! А Василий, кстати, где? Он же с вами быть должен, разве нет?..

– Василий, святой отец, на мероприятии остаться решил. У него там своя Курукшетра наметилась.

– А он с кем?!

– Он сам с собой, отец Иммануил, если что. Василий, в отличие от некоторых, – человек мирный, так что у него все не так драматично, как у вас, поводов волноваться особых нету. Мне вот другое интересно, – Павлик наморщил лоб, достал из кармана пачку сигарет, с сомнением оглядел ее и засунул обратно. – А что вы делать думали, если бы нас не нашли? Ну добрались вы, хорошо… Походили, поискали, а нас нет… Вы вообще такую перспективу рассматривали или как? Я про Господа все очень хорошо понимаю, но тут уже не чудом, а чертовщиной какой-то попахивает, извините за откровенность! Мы же и в кафе-то в это случайно совсем заскочили! А если б сразу в Москву ломанулись, тогда что? Что вы делать-то тогда бы стали?

– Как что? Ясно дело – обратно домой бы поехал!

– Угу. «Мокруху» на лестничной площадке устраивать, – Павлик с тяжелым вздохом откинулся на стуле и принялся пальцами массировать себе виски, безучастно поглядывая то на улыбающегося хозяина жизни, то на застывшего в скорбно-торжественном молчании эпического батюшку.

– О чем задумались, Павел?

– Неужто вам и вправду интересно, отец Иммануил, или так, для проформы интересуетесь?

– Да я же от всего сердца, Павел!.. Лицо больно расстроенное у вас, вот и спросил…

– Если вам и взаправду интересно, то я сейчас о вашем махровом эгоизме размышляю, отец Иммануил.

– Моем? Эгоизме?!