Павлов. Тайна расстрелянного генерала

Когда Иван унял пулеметчика, начали подползать мокрые, вымученные бойцы. На плотах и бревнах, на связанных заборных плетях и воротах они переправлялись через ледяной бушующий поток. Связки соломы, резиновые лодки и камеры — все, что могло держаться на плаву, было пущено в ход. Сколько не добралось под огнем и волнами, страшно было подумать. И все же из тьмы, удивляя природу-мать, появлялись все новые пловцы. Страшные, скрюченные, с горящими лицами. Пар от дыхания валил, как из бани, а мокрую одежду раздирал хрустящий лед.

Едва бойцов поднакопилось, рванули дальше безо всякой команды. От ледяного плена спасение было в бою. Немцы продолжали гвоздить по пустому берегу, когда обезумевшая яростная масса ворвалась в их окопы. Иван Латов и Гвоздев Василий врезались плечом к плечу. Иван краем глаза поспевал следить за молодым новобранцем. Васька бил расчетливо и точно. Видел кругом себя пространство, двигался свободно. Многих хватало на одно движение, на один удар. Против автоматов были штыки. И еще — темнота. При свете дня о такой атаке нечего было думать. Во второй линии окопов Васька справился с большим немцем. Другого, который прыгнул на Ваську сбоку, Иван остановил. Да и Васька ему помог, когда насели трое фрицев. Бой кончился в один миг, а бежали к нему долго. Из ошалелой дерущейся массы на ногах удержались единицы. Большинство лежали поверженные. Как в Куликовской битве, на сотню погибших ратников трое уцелевших. Но подходили новые бойцы, и надо было двигаться дальше.

К полуночи нашли избу, где можно было протолкнуться. Обсушились, растерли спиртом кое-кого, приняли на грудь. Загомонили. И готовы были снова наступать, пока сон не уложил всех без разбора, кроме часовых.

Утром затемно выступили. Немцы откатывались быстро, гораздо быстрее, чем наступали. Щепиновский полк вступил в сгоревшую Истру с голыми печными трубами вместо улиц. Привал сделали на окраине, у поворота на Новый Иерусалим. Огромный старый монастырь пламенел в руинах. На стены у немцев не хватило взрывчатки или времени. Но главный золотой купол, сбитый взрывом, провалился вниз, внутрь храма, и в пробившемся через верх солнечном луче видно было сияние позолоты. Ее ничто не могло унять: ни пороховая гарь, ни кирпичная пыль вместе с осколками, покрывавшая все вокруг. Дивные росписи на стенах были изуродованы взрывом и копотью.

После Истры шли до темноты, не встречая сопротивления. Летели самолеты. Бомбовые удары слышались далеко впереди. Прогарцевав, обогнала конница. Орудийные расчеты торопились на передовую.

Бойцы разглядывали с удивлением вражескую технику, брошенную вдоль дороги: танк со свернутым хоботом, обгоревшие грузовики, пушки.

Рядом с Иваном, опережая его на длинных ногах, шагал-сутулился Васька Гвоздев. Не было с ними Коли Беленко и Лени Гукова.

* * *

У Волоколамска противник снова уперся. Приходилось брать город с бою.

Перед новым сражением природа словно позаботилась о чистоте. Прибавила снега в поле и на деревьях. Белая ровная пелена сияла в солнечных лучах, переливаясь синим, красным и голубым светом. В дальнем лесу, на немецкой стороне уже урчали танки. Низкий тяжелый «панцер», который потом остановит в бою Иван, еще раскатывал, сверкая траками, пушистый снег. Новый водитель, назначенный вместо убитого, набирался опыта.

* * *

Распахнув шинель, Иван добрался до рябины, горевшей на краю опушки, сорвал несколько ягод, бросил в пересохший рот. И подивился давнему обману. Сколько уверяли деды, будто в мороз рябина делается слаще. А она как была, так и осталась — горькая!

58

Чудеса случаются, но не так часто, как хотелось бы. Васька Гвоздев пережил войну, а Латов Иван погиб, и уже некому вспомнить о нем по-доброму. Не осталось ни жены, ни детей. Только огонь у стены рвется на ветру, будто вымолвить хочет, назвать кого-то. Ветер сбивает немое пламя, оно вздымается вновь и вновь в своем бесконечном и тщетном усилии.

Старик не любил сюда приходить; но какая-то сила тянула его иногда. Он приближался издали, никогда не останавливался и уходил, не оглядываясь. Ему казалось, что в этом рвущемся пламени жизнь как-то выравнивается. И не зря все было, если он уцелел. Чудный лик давней, не забытой любви, Наденьки, следовал за ним в эти минуты. И он всякий раз удивлялся своей заторможенности. Ведь не было ничего, а воспоминание горит, сияют из дальней дали прежней красотой лицо и движение. Видно, молодость играет в жизни большую роль, чем долгие зрелые годы, а тем более старость. Хотя кажется, что старость сильнее цепляет своими чувствами, любовью и болью.

Старик двинул вдоль ограды Александровского сада, перешел на Большую Никитскую. Перед красным кирпичным театром остановился. Долго разглядывал афишу, запоминал постановки, которые не собирался смотреть:

Утром «Горбун».

Вечером «Жертва века».