Павлов. Тайна расстрелянного генерала

В это же время и Павлов предался воспоминаниям, но они у него выстраивались по-другому. Словно любовь вернулась вновь, и он опять недотягивал перед Людмилой в чинах и званиях. Таинство черных глаз завораживало так же, как в те дальние времена, когда он ее встретил. Было это в Омске, когда он учился в Высшей военной школе Сибири. Не было, наверное, курсанта, который не мечтал бы о быстрой, как огонь, Люське. Курсанты были опытные, крепкие парни с боевыми заслугами. У самого Павлова осталась за плечами Гражданская, взятие Перекопа, сабельные схватки с головорезами батьки Махно. А тут вдруг все разучились командовать. Люська вертела каждым, как хотела. И, конечно, охмуряла самых видных.

Он же, Павлов, не побоялся с ними соперничать. Открыл Люське свое сердце. Явился к ней в метель, в пургу. Иного времени не нашел. Будто леший, весь в снегу завалился в общагу к медичкам. Сидевшие в живописном беспорядке подруги тотчас вышли. Люська даже крикнула им вслед, испугавшись:

— Девчонки! Вы чо?..

Потом поняла, что он не пьян, не вооружен. Успокоилась.

* * *

Самое неподходящее время выбрал тогда Митрий для объяснения. С ней закрутил роман его одногодок Паша Выходцев. Синеглазый, башковитый, с пышной копной соломенных волос. Люська ему едва доставала до плеча. Про Выходцева говорили — ни одной юбки не пропустит. И точно — за время курсов его сопровождали бабьи слезы и любовь. К тому и другому он относился легко. Митя иногда поражался: отчего бывает такая легкость в человеке? От характера или судьбы? У них на Тамбовщине мужиков повыбили войны. Одни бабы остались. Поэтому Пашка подростком постигал науку любви у сорокалетних женщин и постепенно довел возраст своих подружек до семнадцати. Сливки снимал. Так что Люська в свои девятнадцать была для него стара. Но роман у них разгорелся. Это Митя потом узнал. И вляпался со своим объяснением как кур в ощип. Когда, хлопая заснеженными ресницами, безо всякой подготовки предложил Люське любовь и жизнь — это, конечно, с мороза, — она поглядела на него внимательно и коснулась плеча. Либо хотела почистить снег, либо, наоборот, отметить его невозможно маленький рост. Но сказала глубоким проникновенным голосом:

— Ну что ты, Митя! Ты еще… такой мальчик.

И вдруг рассмеялась звонко, заливисто, словно его слова ничего не значили и не содержали никакого секрета для других. И вся школа узнала о его конфузе. Те парни, к которым Люська благоволила, конечно, получили свое. Это опять же сразу становилось известно. Оттого Митино поражение выглядело еще горше и забавнее. Ладно. Хватит память бередить, оборвал он сам себя. С чем осталась Людмила? Из курсантов школы тогда никто на ней не женился. Известно, обжегшись на молоке, дуешь на воду. Потерпев поражение на любовном фронте, Митя ударился в пьяный загул. Не появись тогда Шурочка, неизвестно, как сложилась бы его служба и жизнь. С Люськой он точно бы погиб. А Шурочка спасла. Сделала невозможное возможным. Так и не догадалась, что рядом с ней разбитый, раздавленный мужик. Легко создала семью, родила двоих детей. Ну и какая беда, что потом хрупкое создание превратилось в малоподвижную рыхлую женщину? Всем-всем он обязан ей. И подвигом в Испании, и генеральскими звездами. Почему же забытая Люся возникла вновь, как в сказке, как во сне? И так же, как во сне, сердце заходится от необъяснимого восторга и тяги к воображаемой гаремной жути. Вся загадка в ее глазах, устремленных на него. В них, бездонных, вся тайна, ответ на сложные проблемы, которые любой женщине покажутся простыми, даже пустяшными. При ней ему всегда хотелось что-то доказывать. И бесспорно другое — с ней бы он кончил жизнь где-нибудь под забором. Да, встречи с прежней неудавшейся любовью ему противопоказаны.

Утвердившись в этой мысли, Павлов, тем не менее, дал Людмиле номер служебного телефона и, более того, настойчиво просил позвонить.

Маленький домик, куда они приехали, поразил его своим ветхим видом и простотой обстановки, если не сказать убогостью. Он даже не сразу сообразил, где находится.

— Ты, конечно, привык к генеральским апартаментам, — сказала нараспев Людмила, окинув его внимательным взглядом. — А у нас тут скромно. Ты уж извини.

Надежда сжалась от стыда. По ее разумению, вовсе незачем было тетке притворяться и заискивать.

— Нет, очень мило! Очень мило! — ответил генерал, оглядывая разрисованные цветочками обои на тонких дощатых стенах и занавеску с чайками в окне. — Так у меня было в Черкизовке!

Людмила быстро взглянула на него, ничего не сказав. В Черкизовку молодого комэска Павлова отправили, как в ссылку, когда его карьера стала рушиться. А началось это после того, как она ему отказала. Очень хорошо помнилось, как, лобастый, угрюмый, он появлялся всюду, куда приходила она. Волком смотрел на высоченных кавалеров. С Пашей Выходцевым даже схватился, чуть до пистолетов не дошло.

В Черкизовке, кажется, он и повстречал свою будущую жену. И, наверное, готов был взять любую, ибо в тот момент его могла спасти только женщина.