Павлов. Тайна расстрелянного генерала

А вот Сонька Лавыгина сама нашла и женила на себе. Перед самой войной. Нагулялась вволю, решила образумиться. Одной ночи хватило, чтобы Семка Ущеков пошел за ней против отца с матерью. Через нее видел и свой дом, и всю деревню. И затаенное соперничество с Иваном. Но уже безо всякой враждебности и злости.

Теперь они уравнялись. Все деревенские затеи отошли в незапамятные времена. А подумать — всего-то минуло два дня.

И прежде, завидуя Ивану, Семен Ущеков почему-то всегда подчинялся. Так и в минувшее воскресенье вышло. Повезли колхозное молоко на базар в райцентр. И попали под бомбовый налет. Иван первый сообразил насчет военкомата. Ущеков сопротивлялся и звал обратно в деревню. Но получилось так, как решил Иван.

Доярка с фермы, пожилая баба Анисимовна, зазывавшая парней на свое сорокалетие, помчалась обратно, нахлестывая коней.

А ребят забрали в тот же час. И уже никого из военкомата не выпустили. Везли полдня в товарных вагонах. Потом выгрузили посреди поля и, вместо того чтобы бросить в наступление, заставили пятиться назад.

— Говорили тебе! — бурчал Семен, когда пробирались через болотные гати. — Нет, уперся!

Из осторожности он недоговаривал, что лишний день могли бы побыть дома. А это, если из болота глядеть, ни с чем не сравнимое удовольствие.

— Если бы нас из деревни призвали — другое дело! — бурчал Семен. — Где бы мы были? Уж точно не тут. Может, в самом Берлине. Меня надо было слушать.

Иван внимал вполуха, оглядывался зло.

— Да где же они?

— Кто?

— Немцы!

— Нас выводят на них. Ты что, командирского приказа не слыхал? Небось, выбросилась на парашютах какая-то часть. Вот и заставляют нас искать.

— А стреляет кто?

— Шпионы.

После болот, едва они ступили на твердую землю, стали рваться снаряды. В черном дыму разлетались красные молнии.

— Больно много шпионов, — сказал Иван. Подняв голову, различил самолет. Тонкая, едва видимая рама неслышно парила в бездонной синей выси. Бомбы из нее не сыпались, но она следила за землей. Следующим взрывом раскидистую вербу подняло в воздух и расколотую, с дрожащими дымными сережками, бросило под ноги Ивану. Пришлось всем лечь по команде, хотя до спасительного леска оставалось недалеко.

За полем, куда их отвели, Ущеков зарылся в землю так, что винтовка торчала вверх.

— Стрелять как будешь? Чего ты вырыл? — спросил Иван.

Перед синим взгорьем, за крохотной деревушкой виднелась дорога. Дальше уступами поднимался лес. Зеленый внизу, он темнел и синел, забираясь выше. Из окопа казалось — под самое небо. За ним могла быть граница или большой город. Потому что воздух там струился и был подернут дымком. Иван успел вырыть приступок, чтобы удобнее было подниматься в атаку, глянул по сторонам и сгорбатился, точно колом его оглоушили.

Дорога внизу кишела немцами. Сперва прокатили танки с тонкими стволиками пушек. Из пушечек вырывалось узкое лезвие огня. Там быстро начался и закончился бой. Скорее всего, танки с ходу смяли заслон, потому что никаких задержек в движении не было. Следом, не замедляя хода, вываливались из-за бугра тягачи с пушками, катили длинные открытые грузовики, набитые солдатами.

— Сколько их, — выдавил Семен Ущеков. — У нас патронов не хватит.

Когда последний грузовик скрылся в лесу, солдаты зашевелились. Лица у всех стали серыми.

— Куда идут-то? — долетел до Ивана голос из соседнего окопчика.

— Должно, на Минск, — задумчиво проговорил Иван.

— Сзади немцы! Спереди немцы! Как воевать-то?

Иван отозвался не сразу.

— Может, у нас тактика такая? Заманить, а потом ударить?

— Почему-то, кроме нас, нигде такую тактику больше не выдумали!

— Наверное, земли много, — отозвался из окопа неизвестный солдат. — Попробуй так в Германии. Только попятился, уже и край! А у нас — эвона где край! Отселе не видать.

Те, что прокатились по дороге, были еще не все немцы. Явились и новые. Багряный шар заходящего солнца начал слепить глаза, когда на дальнем конце поля возникли едва видимые фигурки вражеских солдат. Против солнца они казались черными. Немцы шли через поле, в полный рост, не сгибаясь. Начавшийся автоматный треск не умолкал, разрастался, точно перед окопами щепиновского полка были еще другие солдаты. Иван подумал, что немцы совсем не боятся. И главное, не жалеют патронов. Когда солнечный луч перестал бить в глаза, стали видны красные линии автоматных очередей.

Скоро пули начали проноситься над головами затаившихся солдат или с мягким шипением гасли в бруствере. Наши тоже стали отвечать сперва одиночными выстрелами. Потом посыпались лихорадочно, вразнобой. Но немцы по-прежнему шли разомкнутой цепью через все поле, и никто из них не упал.

Когда под черными касками стали видны белые треугольники лиц, Иван дважды выстрелил и сам удивился истошному крику, с каким завертелись оба немца. Наши солдаты на Финской так никогда не кричали. Да и финны были молчаливее.