Pavor Nocturnus

Голова заболела. Затошнило. От беспомощности. От непонятности. От этого кошмара.

Снаружи ничего. Внутри беспорядок. Преступника нет. Похищение случилось.

Это против логики. Против здравого смысла.

Что происходит?

Я не понимал.

Алисия сидела за столом, отложив фотоальбомы в сторону. Повседневные записи пролистывала быстро, на интересных останавливалась. Свет настольной лампы слабо достигал меня. Я осмотрел постельное белье, коврик и пол, где было оставлено последнее послание. Лупа и пинцет работали совместно, выискивая волосы и клочки одежды. Волосы: 5 длинных головных на подушке, 2 коротких голенных на одеяле, 3 средних закрученных лобковых на простыне. Подойдут для сравнения. Чужеродных, даже от Алексы, на полу не оказалось. Твердые крошки, на вкус хлебные. Мелкие куски ногтей.

Я уже не удивлялся отрицательному результату.

— Что-нибудь есть в дневнике?

Алисия медлила с ответом. Я подошел, заглянул через левое плечо. Она смотрела на последнюю запись.

— Негатив, — повторила шепотом. — Папа, даже после всего ты правда думаешь, что это сделал… человек?

— Да. Не животное — это точно.

— Если прошлые факты можно было оспорить, то запись с камеры наблюдения четко показала тебе. Никто не вторгался к Дроговичам, равно как и никто не покидал дом…

— Хочешь сказать, Владислава все еще скрывается в доме?

— Нет. Нечто похитило ее в самом доме… Какое еще доказательство нужно, чтобы ты поверил, что здесь орудует кто-то или, лучше сказать, что-то неизвестное нам?

— Алисия, это не сюжет книги. Это жизнь, и в ней бывают сложные вещи. Но не смешивай, пожалуйста, вымысел с реальностью. Это оскорбляет меня и как человека логики и науки, и как детектива.

Она выпрямилась во весь рост от возмущения.

— Лучше бы тебя, папа, оскорбляло отрицание очевидного!

— Не малолетней необразованной девушке учить меня ходу расследования.

— Просто послушай меня, поверь мне…

— Нет, это ты опусти максимализм и услышь от меня горькую правду жизни. За 17 лет работы я с точностью могу сказать одну вещь: преступник всегда человек. Я видел разное. Очевидные убийства. Замаскированные под убийства животными, под несчастные случаи природы, техники. Самоубийства, как истинные, так и поддельные. Преступник всегда человек! Так было, есть и будет. Прими простую истину, если мнишь себя детективом.

— Вот поэтому ты и не можешь раскрыть это дело… Из-за узколобости!

Алисия метила в больное место; хуже всего, она знала об этом.

Три коротких шага разделяло нас. Я резко подался вперед, вскинул ладонь вверх и в сторону. Она не шевельнулась, не моргнула. Смотрела на меня, широко раскрыв глаза. Темное существо мелькнуло в ее глазах, и я обернулся на секунду, посмотрел на комнату. Понял: этим монстром было мое отражение. Рука опустилась и безвольно повисла.

Мое овладение собой только усилило ее горечь. Казалось, она хотела удар, чтобы заглушить другую боль.

Избыток чувств. Согнулась, зарываясь лицом в пальто, и заплакала. Дышала часто, сбивчиво, как при удушье. Все тело дрожало, не только спина и плечи. Я приобнял ее, приложил подбородок к макушке, и Алисия обхватила грудь и крепко стиснула меня.

— Влада… Мы еще позавчера виделись… говорили о проблемах, о парнях, о школе, смеялись, а теперь… Папа, если я тоже бесследно исчезну, обещай подумать над моими словами.

— Не говори глупостей. Я тебя не потеряю.

— Пообещай! — крикнула она.

— Обещаю.

Через минуту Алисия отстранилась. Сказала, что нельзя заставлять Дроговичей ждать.

Перед уходом я поправил кровать и коврик, поднял вещи с пола. Оставлять беспорядок в комнате не было нужды. Алисия поставила 4-ый фотоаппарат на полку и выключила лампу. Когда мы были уже в коридоре, она метнулась к столу, задержалась там. Вернулась ко мне. Из кармана на джинсах виднелся край маленькой фотографии.

Тишина на первом этаже. Дроговичи перешли из кухни в гостиную и молчали, словно здесь запрещался даже шепот. Сидели на диване порознь, почти что на разных концах. Алекса ссутулился и оперся локтями о расставленные колени. Правая нога дергается в ритм волнения, и все тело дрожит от этого. Стук и трение о пол оглушают. Рассматривает узор на ковре. Ладонь переминает волоски на подбородке, ломает их. Эмилия застыла. Взгляд, движения, эмоции; казалось, сердцебиение и дыхание также замерли. Словно позирует художнику. Черты внешности и лица правда были нарисованными, даже идеальными в чем-то. Они всегда пленили меня, напоминали, за исключением цвета волос, Марину. Я вздрагивал при ней и стыдливо всматривался, как в призрак. Алекса замечал это и первое время после ухода Марины считал, что я желаю Эмилию.

Я перешагнул дверной проем, ковер приглушил мой шаг. Пришлось прочистить горло. Оба оживились. Эмилия медленно повернула голову. Быстро прочитала результат в моих глазах, и измученный взгляд полностью потух. Алекса встрепенулся и вскочил с дивана, выпрямился во весь рост.

— Вот и ты наконец-то! — сказал он гневно. Помнил еще ссору на улице. — Чего так долго делал там? Уже куча времени прошло, а мог бы сразу пойти осмотреть дом. Ладно… Убедился-таки, что она сбежала?