Вскоре они вылетели из пещеры навстречу разыгравшейся буре. Однако ураган не мог помешать продвижению мощного дракона, а жар внутренней печи дракона, горна, дающего силу смертоносному огненному дыханию, не давал шести спутникам замерзнуть.
Низко пригнувшись и зажмурив глаза, Кэддерли сидел ближе всех к голове старика Файрена, у самого основания изогнутой шеи красного дракона. Молодой жрец снова потянулся к сфере хаотической магии, полностью сконцентрировавшись на продлении жизненно важных для них чар. К его облегчению, дракону, кажется, нравилось нести на себе седоков, нравилось просто вновь парить в безбрежных небесах. Эта мысль вселила в душу Кэддерли страх (что там говорил Айвен насчет того, чтобы не будить спящего змея?), касающийся последствий появления дракона для обитателей края, особенно для жителей Кэррадуна, лежащего не так уж и далеко по меркам стремительного Файрена. Однако Кэддерли сделал выбор, и теперь приходилось верить в разумность своего решения и надеяться на лучшее.
Даника сидела за своим возлюбленным, обвив руками его талию, и очень старалась не нарушить сосредоточенность молодого жреца.
Они поднялись над ненастьем, окунувшись в искрящийся солнечный свет и бодрящий морозный воздух. Миновав зону туч, Файрентеннимар нырнул вниз, в расселину между двух гор, и развернулся боком в узком ущелье. По ту сторону скал кожистые крылья дракона поймали восходящий поток воздуха, и дракон понесся дальше со скоростью, которую его объятые трепетом седоки и вообразить себе не могли.
Наслаждаясь ощущением, возбуждающим куда больше прогулок по воздуху, Даника отпустила Кэддерли, вскинула руки вверх, широко развела их и позволила ветру трепать разметавшиеся волосы.
Мир внизу превратился в размытое пятно. Айвен ныл, что его сейчас стошнит, но его никто не слушал.
Они быстро неслись прямо на гребень, и все, кроме сосредоточенного Кэддерли, закричали, испугавшись, что дракон сейчас врежется в скалу. Но Файрентеннимар был не новичком в полетах, и горный хребет внезапно исчез, оставшись позади в единый миг.
– Ах ты, сын ловкого гоблина! – завопил Айвен, слишком ошеломленный для того, чтобы помнить о том, что он намеревался сделать с непереваренной едой в своем желудке. – А ну еще разок!
Дракон, очевидно, услышал ликующий крик, поскольку следующий хребет, и еще один, и зазубренный пик, пронесшийся то ли под ними, то ли рядом, были преодолены точно таким же способом под восторженный рев рыжебородого дворфа.
Никто из них даже предположить не мог, с какой скоростью они путешествуют, ибо кто в состоянии постигнуть стремительность драконьего полета? В считанные минуты они пересекли массив Снежных Хлопьев, и все, включая Вандера и Айвена, теперь чистосердечно соглашались с тем, что решение оседлать укрощенного дракона было абсолютно правильным.
Но потом совершенно неожиданно могучий Файрентеннимар встал на дыбы, словно повиснув вертикально в воздухе, и его массивная рогатая голова с огромными клыками в раскрывшейся пасти повернулась к Кэддерли.
– Ух-ох, – пробормотал Пайкел, предположив, что веселье кончилось.
Кэддерли выпрямился, боясь, что исчерпал пределы контроля. Предсказать магию Хаоса он не мог, поскольку ее сущность лежала вне логики и не могла быть описана Песнью Денира.
Кэддерли оглянулся на Данику и Шейли, чьи лица уже не сияли радостью свободы и восторгом, и на мрачного Вандера, кивающего так, словно все это время дуплосед только и ждал чего-то подобного. Кэддерли хотел окликнуть дракона, спросить его, в чем дело, но, сидя на спине чудовища, летящего на высоте тысячи футов над землей, он почему-то не нашел в себе смелости задать этот вопрос.
Дориген ошеломленно наблюдала, как дверь ее комнаты разбухает и стонет. Огромные деревянные пузыри вздувались и опадали. Женщина благоразумно отошла в дальний угол своих тесных покоев.
Очередной пузырь вспух в самом центре створки, и дерево, наконец, не выдержало. Дверь взорвалась тысячью щепок, сверкающих на лету серебром остаточной энергии. Почти мгновенно серебряные искры стали голубыми, и ни единая щепка не ударилась об пол или о противоположную стену – они просто обратились в ничто прямо на лету.
В проделанную дыру ворвался Абаллистер.
– Призрак потерпел поражение, – заметила Дориген, прежде чем разъяренный колдун сказал хоть слово.
Абаллистер остановился в дверях и подозрительно взглянул на чародейку.
– Ты видела это в своем хрустальном шаре, – прошипел он, тыча пальцем в стоящий на столе перед Дориген предмет.
– Я вижу это по твоему лицу, – быстро ответила Дориген, опасаясь, что колдун поступит с ней так же, как с дверью.
Она отбросила назад свои длинные черные с проседью волосы, убирая пряди с лица, пробежала по ним пятерней и сделала еще множество мелких движений, лишь бы отвлечь Абаллистера, не дать его гневу распалиться вовсю.
И действительно, престарелый колдун, кажется, готов был взорваться. Его глубоко посаженные темные глаза опасно сузились, костлявые пальцы безостановочно сжимались и разжимались.