Павшее Королевство

Эйтинне качает головой.

— Я отправила послание sìthichean, которые ещё верны мне, чтобы выяснить, что они могут рассказать о Книге. Я не могу рисковать, доверяя тому, что знаю сама, — она жестом указывает повернуть с тропинки. — Сюда.

Моё дыхание на выдохе превращается в белый туман. Сейчас должна быть весна, к этому времени снег уже должен начать таять, а ростки цветов прорастать сквозь ледяную землю леса. Знак того, что глубокая тёмная шотландская зима подходит к концу.

Здесь нет цветов. Нет листьев. Только холодный, кусающий ветер и чёрные ветки под беззвездным небом.

Эйтинне останавливается так внезапно, что я практически в нее врезаюсь. Удивленная, я обхожу её и вижу прямо на своем пути дом, скрытый в самой тёмной части леса, за небольшим лугом. Он больше домиков Эйтинне, но точно так же наспех возведенный. Только в этом строении нет окон или других дверей, ничего, чтобы принести свет внутрь, кроме одиночного входа передо мной. Сама дверь вставлена в массивный валун с отметками фэ, выгравированными в камне.

Это заставляет меня сделать шаг назад. Оно не гостеприимно. У двери нет никакого пылающего огонька, никакого приветствия. Ничего, по чему можно было бы судить, что это что-то большее, чем ещё один заброшенный дом, которыми сейчас заполнена страна.

Мы, шотландцы, описали бы это место, как дом с привидениями. Потому что один взгляд на него посылает сквозь тебя мороз.

— Что значат эти отметки? — спрашиваю я нерешительно.

— Fois do t’anam, — бормочет Эйтинне. — Это предложение мира, — она кивает в сторону коттеджа. — Иди. Я буду ждать тебя снаружи. А затем я расскажу тебе все, что ты хочешь узнать.

«Нет», — думаю я, когда делаю эти первые трясущиеся шаги в направлении двери. «Нет, нет, нет. Поворачивай обратно. Не ходи внутрь. Не смотри на то, что она хочет показать тебе».

«Это все изменит».

Но я должна. Моё сердцебиение стучит в ушах, когда я поворачиваю ручку и открываю тяжелую деревянную дверь.

Первое, что я вижу — кровати. Десятки кроватей, занимающие каждый сантиметр пространства, как в больнице, когда она битком забита. Единственное свободное место — это островки между каждым рядом, проходы. У каждой кровати стоит столик с одинокой свечкой, свечение которой распространяет тени по коттеджу.

На каждой кровати лежит человек. Некоторые лежат настолько бездвижно, что я задаюсь вопросом, может Эйтинне держит здесь своих мертвых, но когда я присматриваюсь поближе, я вижу, что они живы.

«Если вы сможете назвать этот Ад жизнью».

Их глаза широко открыты, но без видимого понимания их окружения. Ни один из них не заметил, что я здесь, даже когда я прохожу мимо кроватей. Их выражения лиц остаются прежними: в радостном, извращенном благоговении. Как будто их взор только что зацепил нечто прекрасное. Или нечто ужасающее.

Нечто, за что бы они ползали в ногах. Что-то, за что они умерли бы.

Я никогда не видела людей, настолько страдающих недоеданием, таких шокирующе худых и истощенных, что их кости острые, как лезвия. Если бы я приподняла эти одеяла, то смогла бы пересчитать их ребра. А их запястья … боже, какие же они тонкие. Насколько просто их сломать. Не могу остановить себя, сравнивая кисти рук с хрупкими, пораненными птичьими крыльями; их пальцы сжимаются и разжимаются, как будто бы им больно.

У каждого человека рядом на подушке располагается маленький серый фейри, крылышки обернуты вокруг их тел, как будто бы они спят… но они не спят. Каждая фейри вонзила зубы в горло своих человеческих жертв достаточно сильно, чтобы пустить кровь.

Мой инстинкт — атаковать, схватить этих фейри и убить их всех. Но когда я шагнула вперед, Блуждающий Огонек замер, посмотрел на меня и вытащил свои зубы из кожи женщины.

Она вскинулась. Её слишком тоненькие руки начинают хватать воздух, как будто пытаясь вернуть Огонька назад. Звук из её горла похож на воющий отчаянный крик, как у животного, пойманного в ловушку. Её конечности трясет с такой яростью, что боюсь она может поранить себя.

Я дергаюсь назад, болезненно ударяясь лодыжкой о ближайшую кровать. Едва замечаю. Я ахнула и прикрыта рот рукой от того, что увидела, когда одеяло соскользнуло с её тела.

Отметки на руках и ногах, шрамы слишком большие, чтобы винить за них Огоньков. Тридцать шесть человеческих зубов. Сорок шесть тонких клыков. Ещё, ещё и еще. Нет ни единой части её тела, которую бы обошли стороной.

«О Боже. О Боже, О Боже».

Глаза маленького фейри встречаются с моими, когда он ещё раз вонзает свои крошечные зубы в её шею. Он впивается своими клыками так глубоко, что кровь стекает на её ключицу.

И женщина снова ложится на подушку со вздохом… И улыбкой.

В животе потяжелело. Я разворачиваюсь, распахиваю дверь и выбираюсь из этого коттеджа. Подальше от этих кроватей, этих фейри, этих людей.

«Не оглядывайся. Забудь все снова. Забудь то, что видела».

Я цепляюсь ногой за камень, но мне удается сохранить равновесие и не упасть на землю. Кто-то зовет меня по имени прямо тогда, когда я пересекла поляну и опустошила содержимое желудка в кусты.