— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю Кэтрин тихим голосом. Словно эти люди могут услышать меня. Как будто бы они не так далеки отсюда, что их это заботило бы. — Ты должна спать.
Кэтрин выжимает тряпочку и прижимает ко лбу женщины.
— Я больше не сплю долго. С тех пор, как королевство пикси уничтожили.
Кладу руку ей на плечо в качестве поддержки. Кэтрин моя лучшая подруга с тех пор, как мы были детьми; мы выросли вместе. В то время как Лоннрах держал меня в плену, она заботилась о выживших людях. Она сильнее, чем я когда-либо могла подумать о ней.
Кэтрин с нежностью улыбается мне, но я не улыбаюсь в ответ.
Я думаю обо всем, через что ей довелось пройти. Она наблюдала за тем, как фейри убивали людей, которых она любила. Потом пыталась создать дом в королевстве пикси, пока не пришли фейри и не уничтожили и его тоже.
"Мой провал".
Вина, которую я испытывала, когда Деррик впервые назвал меня по имени, возвращается, нахлынув на меня. То же ошеломляющее чувство ответственности за всю ту чертовщину, что случилась. Словно это физический груз на моих плечах, и он становится все тяжелее с каждым прошедшим мгновением.
— Прекращай это, — срывается Кэтрин, как будто читая мои мысли. — Прекрати винить себя. Думаешь, я не вижу? Ты смотришь на меня будто я — бремя. Будто все мы — бремя.
— Ты не бремя, — говорю я, — никогда им не была.
"Ты сильнее меня".
Кэтрин отпрянула от меня.
— Я тебе не верю. Тебе удалось убедить себя, что все эти ужасы — твоя вина. Но это абсолютная брехня.
Ей всегда удавалось видеть меня насквозь. Даже когда скрывала от нее, что была Соколиной Охотницей, она все равно знала, что что-то не так.
— Плохая привычка, — бормочу я.
— Худшая, — соглашается она.
Мой смех тихий, вынужденный.
— Помнишь те истории, в которых одинокий герой спасает мир? — спрашиваю я. — Ты когда-нибудь замечала, что они никогда не рассказывают, что случится, если герой потерпит поражение?
Кэтрин, кажется, теряет терпение.
— Так вот откуда это началось? Думаешь, это твоя обязанность защищать всех нас? — она мотает головой. — Мы не твоя ответственность, Айлиэн. Этот мир — не твое бремя. Оно принадлежит всем нам — она жестом указывает на кровати в комнате. — Даже им.
Все что могу, это уставиться на Кэтрин, наблюдать, как она окунает тряпку в воду и снова прикладывает к лицу женщины.
— Так ты делаешь свою часть? — спрашиваю я.
Кэтрин выглядит удивленной вопросом.
— Полагаю, да. Я прихожу сюда каждое утро и провожу некоторое время с каждым из них. Не знаю их имен, но говорю с ними, как будто их знаю.
Изучаю женщину на кровати. Черт побери, она так далеко отсюда, что я, вероятно, могла бы порезать ее лезвием, и она даже не среагировала бы.
— Зачем? — ничего не могу поделать с тем, как грубо звучу, когда добавляю, — Не похоже, что кто-то из них может сказать, что ты вообще находишься здесь, женщина мертва — Киаран нашел способ убивать людей, не останавливая при этом их сердца.
"Если бы ты была жива, ты бы желала моей смерти".
"Прекрати это", — говорю я себе. — "Прекрати думать об этом".
Не похоже, что Кэтрин выглядит оскорбленной. Если уж на то пошло, выглядит просто печальной.
— Эти люди не выбирали этого, — отвечает она. — Разве не это отличает нас от них? Они обращаются с нами, как со скотом. Как с каким-то расходным материалом, — она удерживает руку женщины в нежном захвате. — Если бы это была я, мне бы хотелось, чтобы кто-то ухаживал за мной с уважением, прежде чем я умру. Мне бы хотелось, чтобы кто-то верил, что я имею значение.
Мне бы хотелось быть более похожей на Кэтрин. Даже сейчас, после всего, через что прошла, она все еще добра и все еще заботится. Даже после потери любимых она не превратилась в мстительную.
Ее сила не физическая. Она не станет отправляться на поле битвы ради убийства. Она бы отправилась оказывать первую помощь раненным и уязвимым. Для этого требуется редкий, особый вид храбрости — потерять все и все же отдавать так много себя. Этот вид отваги большинство людей теряют на войне.
Я потеряла.
Сажусь на край другой кровати через проход, занятой молодым мужчиной примерно моего возраста. Его улыбка умиротворенная. Глаза наполнены слезами, будто бы поймали какое-то эмоциональное воспоминание.
Задаюсь вопросом, знает ли он, глубоко внутри, что я здесь, и хотел бы он, чтобы кому-нибудь было не все равно, что с ним.
Затаив дыхание, наклоняюсь и беру тряпочку, окунаю ее в миску с водой, и поднимаю глаза, чтобы встретиться с Кэтрин взглядом.
— Скажи мне, что делать, — шепчу.
"Я не помню, как заботиться о ком-то".
Кэтрин подходит и садится рядом со мной.
— Тебе не нужно что-либо делать, — отвечает она мне. — Достаточно просто быть здесь.
Примерно час спустя Эйтинне врывается в дом. Люди, должно быть, почувствовали ее — ее силу, или, возможно, свечение кожи, сияющей как маяк в темноте. Они начинают извиваться, потеряв спокойствие. Это впервые, когда вижу хоть какой-то вид здравомыслия в их взгляде, любое осознание, в общем.
Женщина в кровати рядом со мной тихо ахает при виде Эйтинне.
— Прекрасная, — бормочет она. Ее руки тянутся к Эйтинне.