Хотя людей у герцога Неверского было совсем мало, ему на мгновение пришла в голову мысль послать к коннетаблю гонца и сообщить, что он готов пожертвовать собой и своими людьми, дабы дать французской армии время отступить; но коннетабль запретил ему под страхом смерти ввязываться в бой, и это значило бы нарушить приказ коннетабля, а он знал, насколько тот непреклонен в вопросах дисциплины. Он не решился взять на себя такую ответственность, отступил к корпусу легкой кавалерии принца Конде, сражавшемуся у мельницы Грат-Панс на дороге в Мениль, и, пустив лошадь в галоп, сам лично поскакал предупредить коннетабля о случившемся.
Коннетабль тут же призвал к себе г-на де Сент-Андре, графа де Ларошфуко, герцога Энгиенского и других командиров своего войска и изложил им следующее: сумев оказать Сен-Кантену помощь, которой требовал его племянник, он считает за благо достойнейшим образом, но насколько возможно быстро, отступить. Он предложил командирам занять места, построить людей и отойти с ними, избегая всех столкновений, кроме вынужденных.
Но, советуя другим быть осторожными по соображениям стратегии, сам коннетабль и не подумал спрятать сотню аркебузиров на ветряных мельницах, расположенных рядом с Юрвилье, Эсиньи-ле-Граном и тем местом, что ныне называется Мануфактурой, чтобы нарушить вражеский фронт и отвлечь неприятеля огнем.
Отступление возглавила французская пехота: быстрым шагом, но в полном порядке она двинулась к лесу Жюсси, поскольку он мог дать ей укрытие от атак кавалерии.
Но было уже слишком поздно: оставалось еще на три четверти часа пути, когда в пятистах шагах от французской армии показались кавалерийские и пехотные части испанской армии, окружившие французов со всех сторон.
Итак, столкновения избежать не удалось.
Коннетабль остановил колонну, выставил пушки в боевое положение и стал ждать. Огромное численное превосходство вражеской кавалерии не оставляло ему ни малейшей надежды добраться до леса.
Тогда Эммануил Филиберт разделил свою армию на три большие части, поручил графу Эгмонту командование правым крылом, а герцогам Эрнсту и Эрику Брауншвейгским — левым, объяснил им свой план, пожал им руки и, взяв с них слово ничего не предпринимать без его приказа, принял на себя командование центром.
Между французской и испанской армиями находилась огромная масса маркитантов, лакеев без хозяев, слуг при рыцарях, как тогда говорили, — одним словом, весь тот жалкий сброд, в те времена во множестве облеплявший любую армию, как паразиты. Эммануил Филиберт приказал дать несколько пушечных выстрелов по всей этой нечисти.
Результат получился именно тот, какого он ожидал: толпы мужчин и женщин с громкими криками бросились бежать, сокрушая ряды армии коннетабля.
Их попробовали отбросить, но страх бывает иногда сильнее мужества.
Поднявшись в стременах, Эммануил Филиберт увидел, какой беспорядок внесло в ряды французской армии это вторжение.
И, повернувшись к Шанка-Ферро, он сказал:
— Пусть граф Эгмонт атакует арьергард со своей фламандской конницей… Пора!
Шанка-Ферро унесся вихрем.
Потом, обернувшись к герцогу Эрнсту, оставшемуся рядом с ним, Эммануил добавил:
— Герцог, пока Эгмонт со своей фламандской кавалерией атакует арьергард, вы и ваш брат возьмите каждый по две тысячи конных аркебузиров и атакуйте голову колонны… Центром займусь я сам.
Герцог Эрнст галопом ускакал.
Эммануил Филиберт проводил глазами двух своих гонцов и, видя, что они доехали по назначению и движение войск началось согласно его приказам, обнажил шпагу, взмахнул ею над головой и воскликнул:
— Трубите, трубы, час настал!..
Герцог Неверский, командовавший левым крылом французской армии, должен был сдержать атаку графа Эгмонта. Фламандская кавалерия обрушилась на его фланг, когда он пересекал долину Грюжи; он развернул свои роты тяжелой кавалерии лицом к врагу, но сопротивлению французов помешали два злосчастных обстоятельства: первое — толпа маркитантов от центра колонны была оттеснена и лавиной скатилась с холмов прямо под ноги лошадям; второе — английская рота легкой кавалерии, состоявшая на французской службе, развернулась, присоединилась к фламандцам и вместе с ними тут же атаковала тяжелую кавалерию герцога Неверского, причем так яростно, что гнала их до долины Уазы, куда бросились главные силы французской конницы.
Поскольку, несмотря на героические усилия герцога Неверского, проявившего в этот день чудеса храбрости, на левом крыле начался страшный беспорядок, герцоги Эрнст и Эрик Брауншвейгские согласно полученному приказу тут же атаковали голову французской колонны, как только она вышла из Эсиньи-ле-Грана и показалась на дороге в Жиберкур.
Но голову колонны не смяли маркитанты и не предала английская легкая кавалерия, а потому она, стойко держась, отбила все атаки конных аркебузиров и тем дала время коннетаблю и основной части армии, несколько растянувшейся при проходе через Эсиньи-ле-Гран, встать в боевые порядки на широкой равнине между Эсиньи-ле-Граном, Монтескур-Лизролем и Жиберкуром.