Паж герцога Савойского

Осталось только расплатиться. Чтобы рассчитаться с бродячими торговцами, каждый надеялся на чью-то помощь: Диана де Кастро — на герцогиню де Валантинуа, Мария Стюарт — на своих дядей Гизов; дофин — на своего отца Генриха II, мадам Маргарита — сама на себя. Ну а принцесса Елизавета, остававшаяся как бы в стороне от происходящего, столь же мало заботилась об оплате, как раньше — о покупке.

Но в ту минуту как прекрасные покупательницы готовились развязать свои кошельки или запустить руку в чужие, более полные, чем их собственные, продавцы заявили, что сейчас они не могут назвать цену ни драгоценностей, ни тканей и что им надо для этого свериться со своими торговыми книгами.

И потому они попросили у благородных покупателей разрешения вернуться на следующий день в тот же час, что давало возможность им все подсчитать, а покупателям — достать денег.

И с этим предложением, которое всех устраивало, торговцы довольно неловко водрузили короба себе на плечи и с поклонами — один по-савойски, другой по-пьемонтски — простились с августейшим собранием.

Но пока они прощались, Маргарита куда-то исчезла, и пьемонтец напрасно искал ее глазами в ту минуту, когда дверь в гостиную, где происходила описанная выше странная сцена, затворилась за ним.

Однако в прихожей к нему подошел паж и, прикоснувшись пальцем к его плечу, жестом предложил ему поставить короб около одной из деревянных резных скамей, стоявших вдоль стен, и следовать за ним.

Торговец повиновался, поставил короб на указанное место и прошел вслед за пажом в коридор, куда выходило множество дверей.

При звуке его шагов одна из дверей отворилась; он обернулся и очутился лицом к лицу с принцессой Маргаритой.

В ту же минуту паж исчез за драпировкой.

Торговец застыл в изумлении.

— Прекрасный торговец драгоценностями, — обратилась к нему принцесса с очаровательной улыбкой, — не удивляйтесь, что я приказала провести вас к себе: я не хотела откладывать на завтра, боясь, что не увижу вас, единственную оплату, достойную вас и меня.

И движением, исполненным изящества, которое было присуще ей во всем, она протянула ему руку.

Торговец с учтивостью дворянина опустился на одно колено, взял кончиками пальцев эту прекрасную руку и со вздохом прижался к ней губами. Маргарита приписала этот вздох взволнованным чувствам, но истинной причиной его скорее всего было сожаление.

Потом, помолчав немного, торговец обратился к ней, изъясняясь на этот раз на чистейшем французском языке:

— Мадам, ваше высочество оказало мне большую честь, но знаете ли вы, кому вы ее оказали?

— Монсеньер, — ответила Маргарита, — семнадцать лет тому назад я побывала в замке Ниццы; герцог Карл Савойский представил мне тогда своего сына как моего будущего супруга, с этого дня я считала себя нареченной Эммануила Филиберта; я ждала, вручив свою судьбу Господу, когда Провидению будет угодно нас соединить. Господь вознаградил меня за веру в него, и сегодня я по его милости — самая счастливая и самая гордая принцесса на земле!

Тут Маргарита, видимо, сочла, что она и так уже сказала достаточно; одной рукой она быстрым движением сняла со своей шеи золотую цепь, украшенную драгоценными камнями, и набросила ее на шею Эммануила Филиберта, а другой рукой опустила драпировку, отделившую ее от того, с кем она только что обменялась свадебными подарками.

Напрасно этих торговцев ждали в Лувре на следующий день и позже. А так как принцесса Маргарита никого не посвятила в то, что произошло после их ухода из гостиной, то самые догадливые из тех, кто там присутствовал, приняли этих щедрых дарителей драгоценностей и тканей за посланцев Эммануила Филиберта, которым было поручено сделать свадебные подарки, но никому и в голову не пришло, что это был сам герцог и его неразлучный и верный Шанка-Ферро.

VIII ЧТО ПРОИСХОДИЛО В ТУРНЕЛЬСКОМ ЗАМКЕ И НА УЛИЦАХ ПАРИЖА В ПЕРВЫЕ ДНИ ИЮНЯ 1559 ГОДА

Пятого июня 1559 года великолепная кавалькада, состоящая из десяти трубачей, герольдмейстера, четырех герольдов, двадцати дворцовых пажей, конюших, ловчих, сокольничих и из тридцати или сорока оруженосцев, замыкавших процессию, выехала из королевского дворца Турнель, расположенного рядом с Бастилией, в сопровождении огромной толпы народа, пораженной невиданной роскошью, проследовала по улице Сент-Антуан и остановилась на Ратушной площади.

Там трубачи протрубили трижды, чтобы в домах успели открыть окна, а отставшие подошли поближе; потом, когда собралась большая толпа и все раскрыли пошире глаза и навострили уши, герольдмейстер развернул пергамент с королевской печатью и, после того как герольды трижды прокричали: "Тихо!.. Слушайте, что будет сказано!", начал читать следующий картель:

"Именем короля.