Паж герцога Савойского

Пока наемники, невидимые свидетели сцены, о которой мы только что рассказали, бросая опечаленные взгляды на дымящиеся развалины замка Парк, возвращались в пещеру, где они собирались окончательно отредактировать устав сообщества: потеряв всякий смысл в настоящем, он мог, тем не менее, в будущем принести чудесные плоды зарождающемуся товариществу; пока рейтары, повинуясь приказу, а точнее, предложению по-христиански похоронить своего бывшего командира, рыли в одном из углов Эденского кладбища могилу тому, кто, получив на земле воздаяние за свои преступления, теперь уповал на Божье милосердие; пока, наконец, Эммануил Филиберт скакал между оруженосцем Шанка-Ферро и пажом Леоне к своему шатру, мы оставим все то, что было лишь прологом, мизансценой, оставим второстепенных героев нашей драмы во имя настоящего действия и главных героев, которые появились, наконец, на сцене, и, чтобы дать читателю как можно более полное представление об их характерах, а также их моральном и политическом состоянии, отважимся на экскурс (исторический для одних и романический для других) в область прошлого — великолепное царство поэта и историка, которое у них не может отнять ни одна революция.

Третий сын Карла III, прозванного Добрым, и Беатрисы Португальской, Эммануил Филиберт родился в замке Шамбери 8 июля 1528 года.

Он получил двойное имя Эммануил Филиберт; Эммануил — поскольку так звали его деда по материнской линии, короля Португалии, а Филиберт — потому что его отец принес обет святому Филиберту в Турню.

Он родился в четыре часа пополудни и появился таким слабым у врат своей жизни, что дыхание младенцу пришлось поддерживать, вдувая ему воздух в легкие, — это делала одна из служанок его матери; до трех лет головка ребенка клонилась на грудь, а ножки его не держали. Поэтому, когда гороскоп (а их в то время составляли любому ребенку из владетельной семьи) возвестил, что он будет великим воином и покроет Савойский дом большей славой, чем это сделал Петр, по прозвищу Малый Карл Великий, или Амедей V Великий, или Амедей VI, называемый обычно Зеленым Графом, мать не смогла удержать слез, а отец, благочестивый и смиренный государь, сказал с некоторым сомнением звездочету, сделавшему это предсказание:

— Да услышит вас Бог, мой друг!

Через свою мать, Беатрису Португальскую, самую красивую и исполненную совершенств принцессу того времени, Эммануил Филиберт был племянником Карла V, а через свою тетку, Луизу Савойскую, под подушкой которой коннетабль де Бурбон, по его утверждению, оставил ленту ордена Святого Духа, востребованную у него Франциском I, приходился кузеном этому королю.

Ему приходилась теткой и одухотворенная Маргарита Австрийская, которая оставила рукописный сборник песен, и поныне хранящийся в Национальной библиотеке Франции, та самая Маргарита, которая отправилась в Испанию, чтобы выйти замуж за инфанта, сына Фердинанда и Изабеллы, после того как она уже была помолвлена с французским дофином и английским королем, и, будучи застигнута бурей и думая, что она сейчас погибнет, сочинила прелюбопытную эпитафию самой себе:

Три раза Маргарита обручена была,

Увы, амуры, плачьте, — девицей умерла.

Что же до самого Эммануила Филиберта, то его неполноценность была настолько очевидна, что, невзирая на предсказания астролога, пророчившего ему блестящую военную карьеру, отец решил посвятить его Церкви. Поэтому в возрасте трех лет он был послан в Болонью, чтобы припасть к стопам папы Климента VII, только что короновавшего там дядю Эммануила, императора Карла V, по чьему представительству папа и обещал юному принцу кардинальскую шапку. Отсюда и прозвище Кардинальчик, которое он получил в детстве и ненавидел до бешенства.

Почему это прозвище так бесило его? Мы вскоре об этом скажем.

Читатель, вероятно, помнит ту служанку, а точнее, подругу матери герцога Савойского, которая находилась при ней в момент родов и своим дыханием поддерживала чуть было не остановившееся дыхание крошечного Эммануила Филиберта. За полгода до того она тоже родила сына, но тот появился на свет столь же сильным и здоровым, сколь слабым и хилым был ребенок герцогини. И тогда, видя, как эта женщина спасла ее сына, герцогиня сказала ей:

— Дорогая Лукреция, это теперь и твой ребенок, и мой, и я отдаю его тебе; возьми его, питай его своим молоком, как ты питала его своим дыханием, и я буду тебе обязана еще больше, чем он, ибо он будет тебе обязан только своей жизнью, а я — своим ребенком.

Лукреция приняла ребенка, чьей матерью ее сделали, как доверенную ей святыню. Казалось, то, что наследник герцога Савойского набирался здоровья и сил, должно было пойти в ущерб маленькому Ринальдо — таково было имя ее собственного сына, — поскольку доля молока, которую требовал маленький Эммануил, соответственно уменьшала долю его молочного брата.

Но Ринальдо в полгода был сильнее, чем бывает иной ребенок и в год. У природы свои чудеса: оба ребенка питались одними сосцами, но молоко не иссякало ни на минуту.