– А вот и Пазл, – с улыбкой произнес Колпачок. – Сами понимаете, я должен взглянуть на результат ваших стараний.
Старик поднялся со своего места и, опираясь на трость, подошел к ванне, в которой лежали части человеческих тел.
– Очередной мутант, – едва сдерживая смех, заявил он. – Женская голова, тело мужское… И где вы такую рожу откопали? – Колпачок сделал паузу. – Ну, все нормально. Все куски на месте, да и правил вы, как мне сказали, не нарушали. Посему можете быть свобод…
Он проглотил окончание слова и присмотрелся к Пазлу. Гвоздь почувствовал, как по телу запрыгали мурашки. Поморщившись, старик стал ковырять тростью в металлическом корыте, внимательно разглядывая останки.
– Хе, похоже, я малость погорячился, – не без удовольствия произнес Колпачок, глядя в бледнеющее лицо Гвоздя. – Я, конечно, слышал, что бывают люди, у которых обе ноги левые, но, сколько живу, всегда думал, что это выражение используется в переносном смысле.
– Как?! Не может быть! – недоумевал Гвоздь. Он в панике подбежал к зловонной куче мяса и с ужасом убедился в правоте старика. Две левые ноги – мужская и женская.
Посмотрел на Сереженьку, безразлично хлопавшего огромными глазами, не понимая, что его ждет, и попытался оправдаться:
– Это он отрезал ноги! Дебил! Я тут ни при чем! У нас же труп в машине, это просто ошибка! Вы же не можете из-за такой ерунды…
– Я все могу! – рявкнул Колпачок, делая знак охране. – Правила есть правила.
– Подождите, ну это же смешно… – взмолился Гвоздь.
Грохнул выстрел. Гвоздь несколько секунд балансировал на коченеющих ногах, а потом повалился на пол. Жизнь в его глазах затухла рядом с Пазлом, который он с таким трудом пытался собрать. И то, что должно было принести жизнь, подарило лишь смерть.
– Ну, а с тобой-то что теперь делать? – обращаясь к Сереженьке, спросил Колпачок. В ответ амбал только потер один из шрамов. – Хорошо еще, что вся эта шваль тебя не знает. Но такими темпами, боюсь, придется придумывать тебе другую забаву. Ладно, езжай домой, приведи себя в порядок. Машина ждет внизу.
Сереженька согласно кивнул и уже покидал комнату, когда услышал голос Колпачка:
– Ты хотя бы доволен?
– Доволен, – улыбаясь, выдавил дебил. А потом дружелюбно добавил: – Спасибо, папа.
Мария Артемьева. Шрам
Зачем я на это пошел? У меня не было другого выхода.
– Поймите, Валентин! – сложив руки в умоляющем жесте, уговаривал доктор Алексеев. – Ситуация теперь такая: или вы, или это. Мы просто уберем вашу лишнюю часть. Не волнуйтесь: такую перемену ваш организм сможет переварить. А наоборот, оставлять все как есть для вас опасно.
Я посмотрел на свой живот, под которым уже многие годы не видел собственных ног, и согласился.
Операцию сделали спустя две недели. Через пять дней сняли швы и выписали из больницы. Я упросил доктора выпустить меня, пообещав, что буду вовремя делать перевязки и следить за состоянием раны. Хотелось поскорее домой.
– Хорошо. Но если что-то будет беспокоить – звоните, приходите, телефон вы знаете, – сказал доктор, улыбаясь.
Излучать оптимизм – один из его профессиональных навыков. Но все равно приятно. Я тоже улыбнулся ему и отправился домой с чувством легкости.
Я ведь и вправду стал легче. Почти на два килограмма.
Я не узнал свой дом. В квартире все вроде на местах, но какое-то жалкое и запущенное. Удивительно, как я не замечал раньше, насколько потускнели обои в спальне? С них почти исчез рисунок. Кухонный пол липкий от грязи. Рядом с помойным ведром уродливое коричневое пятно и линолеум вздулся. Холодильник пропах плесенью. Зеркало в ванной ослепло под брызгами зубной пасты, а на всей мебели наросла мохнатая серая шуба пыли.
А ведь прошло-то меньше недели. Подумать только! Что же станет, если я умру? Вот так, пусти время пожить в твоем доме – и все, что там есть ценного, утратит свой блеск и обратится в ничто. Время прожорливо, всеядно и бессовестно.
В доме не изменился только Фома, мой кот. Полосатый бандит с зелеными глазищами. Как он мне обрадовался! Пока я лежал в больнице, его кормила и присматривала за ним соседка, Маргарита Васильевна. Очень милая старушка. Но очень рассеянная.
Кошачья миска для воды стояла сухая, с многочисленными ободками известкового налета. Я наполнил ее до краев, и Фома тут же прибежал лакать. Напившись, он громко заурчал, отираясь о мои ноги.
– Доволен, котяра, что я дома?
Я накормил его и приготовил ужин для себя в соответствии со строгой послеоперационной диетой, назначенной доктором Алексеевым. Спать лег пораньше, потому что очень устал. Рана под повязкой страшно зудела.
Утром меня разбудил Фома. Он вспрыгнул на постель и, увидев, что я открыл глаза, замяукал и полез мне на грудь, чтобы поприветствовать. Обычно он долго обнюхивает мой нос и трется мордой о подбородок. Испугавшись – а что, если он вздумает пройтись по моему животу и заденет шов, – я столкнул кота с кровати. Он удивился, но не обиделся. И снова полез ко мне.
Я поспешил сесть, откинув одеяло.