– Ну, ты че, не понял, что ли?! Ты, может, тут помереть собрался, герой-танкист?! Сейчас огребешь.
– Он, сука в ботах, пофигист! – сказал высокий худой парень лет семнадцати с синей наколкой «Рейх» руническим шрифтом на бритом виске. Реплика вызвала взрыв хохота у его приятелей; все они были младше бритоголового остряка.
Алевтина вцепилась в руку Вадима Николаевича и почувствовала, как он напрягся.
Бомж встать и не пытался. Свалка случайно накиданного вонючего барахла представляла его гардероб: все не по размеру, не по сезону – замызганные кроссовки с лопнувшей в нескольких местах кожей, брюки, будто шрапнелью побитые, слишком короткие, выставляли напоказ голые лодыжки в расчесах, синяках и кровоподтеках, темное пальто с оторванными пуговицами, расходясь бортами, без стеснения предъявляло миру тощее гусиное горло старика, обвисшее и бледное, со вздутыми голубыми жилами. Свалка. Выброшенные, ни к чему не годные остатки человека. Не доеденная жизнью требуха: огрызки ума, засохшие сухари мечты, разбитое вдребезги уважение.
Бомж напоминал уродливое яблоко-падалицу, зараженное плодовой гнилью, – весело его разве что ногой пнуть, чтобы поглядеть, как брызнут во все стороны коричневые ошметки.
– Дайте пожрать, – попросил старик.
Парень с наколкой расхохотался.
– Вали – тебе сказано! Чеши отсюда! Пока я ленюсь заняться всерьез… Руки марать не станем. А вот ногами отметелим, если сам не уйдешь. Пошел!
Он ткнул старика ногой под ребра. Бомж покачнулся, уперся ладонями в пол, чтобы не упасть.
– Давай, Рауль. Он еще хочет!
Рауль дал. Старик повалился, ударившись об угол деревянной скамьи. Крупный пористый нос окрасился ниткой крови. Подростки, часто дыша, сгрудились над стариком, подзадоривая друг друга и предвкушая…
– Стойте! – сказал Вадим Николаевич. Разорвав круг хищников, выскочил вперед и, подхватив старика за рукав, потащил его к выходу. – Мы выходим.
Парни оцепенели. Поблескивая глазами, как разыгравшиеся щенки, у которых отнял игрушку взрослый самец, обиженно засопели.
– Нам выходить, выходить, – пролепетала Алевтина и полетела вслед за Вадимом Николаевичем, который, не мешкая, транспортировал бомжа на жесткой сцепке к выходу.
Кто-то из подростков присвистнул вслед девушке, кто-то засмеялся.
– Э-э-э, куда?! – Тощий Рауль дернулся, сделал шаг и чуть не упал: вагон как раз подбросило на стрелке.
Электричка, покачивая толстыми боками, медленно втягивалась в перрон какой-то станции, на которой не было даже таблички с названием. Заброшенный анахронизм, странная пустынная нежить с серыми бетонными платформами, словно обкусанными по краям, медленно проступала из тумана.
Электрички здесь редко останавливались, и редко когда бывали пассажиры. Вот и теперь вышли всего трое: Вадим Николаевич, Алевтина и старик.
Бритоголовый Рауль наблюдал за ними через окно. Ощутив его цепкий скорпионий взгляд, бомж обернулся и, подняв согнутую левую руку, правой выразительно ударил по сгибу.
– Чудила! – сплюнул Рауль.
Оглянулся на своих, прищурился и мотнул головой, указывая в сторону выхода.
Белесая мгла тумана превратила лес в толпу призраков. Подоткнутое грязноватыми комками туч небо сочилось холодным дождем. Под колкими его ударами тонкие ветви осин и берез нервно подрагивали.
Дорога заросла по обочинам полынью и лебедой. Словно воины победившей армии, смотрели на путников могучие кусты сорных трав поверх кочек и ям разбитого асфальта.
Вадим Николаевич со стариком ушли, разговаривая, вперед. Алевтина, тревожно озираясь, отстала.
Она увидела, как что-то мелькнуло между деревьями. Лист? Упавшая ветка? Птица?
Ни то ни другое. Кто-то двигался в глубине леса вдоль дороги. Постукивал, бормотал, ворошил палую листву.
Следил за ними, стараясь держаться в тени, неповоротливый, но злой и опасный. Не отставал.
– Вадим, – тихо окликнула Алевтина.
– Что?
Нахмурившись, он остановился и подождал ее. Старик бомж шкандыбал вперед, не оглядываясь.
– Там, – показала она глазами в сторону леса и прошептала едва слышно: – Кто-то идет за нами.
С минуту они напрягали слух, прислушиваясь к каждому шороху.
– Дождь, – решил наконец Вадим Николаевич и строго глянул на Алевтину. Она покачала головой, но он уже отвернулся и продолжил путь.
Алевтина поджала губы, отбросила страхи и нагнала мужчин.
– Далеко еще? – спросил старик. – Жрать сильно охота.
– Почти пришли, – ответил Вадим Николаевич, глядя на клочья тумана, вытекающие из-под лесного полога навстречу. – Почти.
Они раздвинули двери электрички и спрыгнули на железнодорожную насыпь с другой стороны, чтобы с платформы никто не увидел. А потом шли, укрытые туманом. Долго.
– Рауль, ты эту дорогу знаешь?
– Да.
– А мы не заблудились? Кажется, этот овраг я уже…
– Не заблудились.
– Значит, скоро придем? Темнеет уже. И сыро.
– Придем, когда надо будет. Заглохни, толстый.
– Да я чего? Я ничего. Просто у меня кроссовки промокли. И покушать бы…
– Покушать?! Жиртрест, по-моему, ты кое-что забыл. Я тебе напомню. Знаешь что?! Заткни хлебало! На нервы действуешь. А будешь ныть… Вот это видел? Раз вякнешь – пощекочу вот этим. Ты у меня похудеешь. Все слышали?!
– Да.