– Ой, – сказала Леся и прижалась к Мише. Тот усмехнулся, приобнял ее за плечо и сделал потише.
Этим вечером они решили просто посмотреть телик. На улице зимний холод, в холодильнике мороженое, да и она предложила посмотреть леденящий кровь ужастик – определенно им придется согреть друг друга. Отличный способ провести вечер.
– Надеюсь, когда у нас будут дети, они не вызовут на нашу голову демонов, как в этом фильме, – слегка дрожащим голосом проговорила Леся.
– Да-а, – улыбнулся Миша. Мелькнула мысль – надо же, всего полгода встречаются, а она уже про детей думает. Леська всегда была мастером планов, более приспособленной к жизни из них двоих. Мишка-то больше был раздолбаем. Если б не ее помощь в свое время, он бы умудрился вылететь из вуза, и это на пятом курсе, когда уже в любом случае учеба кончается.
– Храаа, – сказал манекен на экране.
– Сходишь за мороженым? – спросила Леся.
– Уже? Тогда паузу поставь.
Мишка поднялся с дивана и двинулся к дверям. Добрел до кухни и задумался, в каком из ящиков морозильника лежат брикеты пломбира. Открыл наугад и замер. Среди аккуратных упаковок мяса, которые в прошлый раз привез папа из деревни, лежала ее голова. Дыхание перехватило.
Хоть она явно побыла здесь какое-то время, возможно, день, и на ней уже кое-где нарос иней, Миша сразу ее узнал. Он же видел ее секунду назад. Кто-то отрубил голову Лесе. Из рваной раны на шее свешивались красные мясные сосульки. На лице застыл ужас.
Миша как-то по-детски закрыл и открыл глаза, но голова не пропала. «Может, розыгрыш какой-то?» – вдруг подумал он, но что-то ему подсказывало, что Леся на такие розыгрыши была неспособна. Почему «была»? Она же в соседней комнате?!
Он медленно коснулся холодной щеки.
– Миша! – раздался голос Леси. Он вздрогнул и чуть не упал, ухватился за стол. – Ты скоро? Я там мороженое на подоконник выложила!
– С-сейчас, – ответил Миша. Ему казалось, что он не сможет ничего сказать, как в страшном сне. Но сказал. Жизнь продолжалась. В соседней комнате скрипел диван, на котором устраивалась поудобнее Леся. На подоконнике размораживался пломбир. В морозилке лежала ее голова.
Мише вдруг почудилось, что он совсем один, маленький, в большой темной квартире. Хотя все совсем не так: он был уже большой, квартирка была однокомнатная, а в соседней комнате сидит Леся.
Нет. Не Леся.
«А кто? Да что за бред? Как такое может быть? Это глупая шутка какая-то!»
Но почему-то он решил не говорить Лесе про голову. Как во сне, задвинул ящик, закрыл морозилку и двинулся в комнату.
– Ну, и где мороженое? – разбудил его смешливый голос Леси.
– А… Да что-то задумался. – Миша уставился на нее, освещенную только тусклой лампой со склада с живыми манекенами. Она улыбалась.
– Балбес!
Вернулся на кухню. Включил свет. Резко повернулся, сел на корточки и опять открыл морозилку. Выдвинул ящик.
Пусто!
Господи, как камень с души упал… только лишь овощи и пакет с ягодами от соседки тети Ани. Безумие какое! Таблетки, что ли, попить?
Стоп…
Сердце Миши стукнуло и замерло. Он задвинул ящик и медленно выдвинул другой. Затем задвинул, с трудом поднялся и подошел к подоконнику. За стеклом во мраке парили редкие снежинки, то подлетая к окну на тусклый свет, как светляки, то вновь ускользая во мрак. Как его надежды.
Черт! Черт!
Как же это нелепо. Но можно проверить. Можно окончательно убедиться. В одной тарелочке лежал обычный пломбир, для него, в другой – клубничный, который любила Леся.
Когда он вернулся, его уже встречала не улыбка Леси, а вопли Дьюи, мечущегося среди манекенов. Впрочем, они тут же сменились на пение птиц и светлый день, где каким-то другим персонажам ничего не угрожало.
Миша протянул тарелку Лесе и сел на диван. Она тут же пристроилась рядом, мягко облокотилась на него.
«Блин!»
– Ты… ты меня так всего ухряпаешь, сядь нормально, – сквозь зубы выдавил он, давя желание оттолкнуть ее от себя.
Она хмыкнула и уселась прямо.
– Ну и как тебе здешняя еда?
– Что-то… не очень…
Миша не мог оторвать глаз от Леси, которая, в свою очередь, не отрывала глаз от телевизора и спокойно отправляла в рот ложечку за ложечкой. Не кривилась шутливо, как обычно, не щурила свои карие глаза, не капризничала. Спокойно ела гребаный подтаявший пломбир. Холодный, как ее щека там, в морозилке. Точнее, не ее.
Это что-то доказывает? Это случайность?
Миша чувствовал, что сходит с ума. Этого не может быть. И все же.