Пазл

– Про чистоту и заразу? Конечно, говорила. – Запрокинув голову, она посмотрела ему в глаза. – И, надеюсь, больше говорить об этом мне не придется. А сейчас… ну, что мне, в угол тебя поставить? Сам ведь все понимаешь.

Стас глубоко вздохнул и зарылся лицом в ее волосы.

Лиля открыла дверь из гостиной в коридор и остановилась. За порогом было сумрачно. Она вздохнула: похоже, опять лампочка в бра перегорела. Беда с ними, не напасешься.

Сделав шаг, Лиля заметила еще одну странность. Обои, еще вечером прочно державшиеся на стенах, пошли пузырями. Она напрягла зрение и увидела на потолке отслоившиеся куски побелки.

Ближе к повороту на кухню сумрак сгущался. И идти туда ей почему-то совсем не хотелось.

«Чушь какая, – подумала Лиля. – Чушь какая! Это же моя квартира. Я ее как свои пять пальцев знаю. Выросла здесь, институт закончила, замуж вышла… а возле кухни просто перегорела лампочка в бра».

Она сжала кулаки… и, вдруг подумав, осталась на месте: «А зачем мне, собственно, на кухню?»

Ответа на этот вопрос не было. Но то, что идти все же придется, она тем не менее знала точно. И хотя знание это не поддавалось внятному толкованию, его истинность Лиля под сомнение не ставила. Надо, и все тут.

Она шагнула вперед. Сверху донесся шорох, и ей под ноги упал кусок побелки.

Лиля дернулась и проснулась.

Рядом, обхватив подушку руками, лежал Стас. Ей вдруг показалось – не дышит, и в кожу тут же впились тысячи ледяных иголок. Но муж что-то пробормотал во сне, и она облегченно вздохнула.

От окна донесся тихий шорох, показавшийся смутно знакомым. Она поежилась – ощущение было такое, словно кто-то острым когтем царапнул душу и тут же отвел лапу, желая растянуть удовольствие.

«Клен же!» – с облегчением вспомнила Лиля.

Лешик, откликнувшись на мамины переживания, проснулся и как следует ударил в бок. Кажется, пяткой. Лиля с трудом подавила стон – Стасу рано вставать, нельзя его будить – и, поглаживая живот, принялась успокаивать себя и малыша.

Что же ее разбудило?

Она устроилась поудобнее и попыталась вспомнить, что же ей снилось. Но перед внутренним взором висела темно-серая пелена, которая ни в какую не желала рассеиваться. Только слабым эхом донесся отзвук тревоги, с которой Лиля проснулась.

Сделав несколько глубоких, ровных вздохов, она сумела расслабиться. Лешик постепенно затих, и ее стало клонить в сон.

Наверное, это был клен. Царапнул веткой по стеклу, вот и все. Сказать, что ли, Стасу, чтобы обрезал его чуток?..

Утром Стас, взглянув на жену, добравшуюся до кухни как раз, когда он заканчивал свой нехитрый завтрак, отставил в сторону чашку с чаем и приподнялся со стула.

– Что-то ты неважно выглядишь, родная. С тобой все в порядке? Может, мне отпроситься?

То, что самочувствие оставляло желать лучшего, Лиля поняла, едва проснувшись. Но неужели это было так заметно? Она развернулась и кинула взгляд в зеркало, висевшее в прихожей. Из полированной поверхности на нее смотрел темный бесформенный силуэт с растрепавшимися волосами, как-то странно скособочившийся у дверного косяка.

Охнув, Лиля дотянулась до выключателя. Клавиша тихо щелкнула, но коридор остался темным.

– Что, опять лампочка сдохла? – удивился Стас. – Надо же, ведь только что горела. Ладно, заменим.

Лиля, замерев, смотрела на свое отражение. Ничего особенного, просто тень – но почему же так неуютно?

Тряхнув головой, она открыла дверь в ванную комнату и, включив свет, посмотрелась в зеркало. Да, вид и в самом деле оставлял желать лучшего. Мешки под глазами, губы потрескались. И опять отекла.

Почесав шею, Лиля хотела было уже выйти из ванной – не ждать же, пока Стас уйдет, – когда ее внимание привлекло небольшое пятнышко между указательным и средним пальцами. Она поднесла руку поближе к глазам и поморщилась: вот только раздражения не хватало! Опять небось аллергия на что-нибудь. Сколько их уже было с начала беременности… И ведь бережется, как может, а все равно.