Пчелиный волк

И мы пошли, рассекая болотную жижу. Мы шли, шли, шли, болото не кончалось и не кончалось. Даже глубже становилось. Как будто кто-то подливал и подливал мутной водицы. Несчастный Кипчак проваливался иногда почти по шею, в редких случаях с головой. Я предлагал взять его на закорки, но гордый Кипчак отказался и выдержал еще километра два.

А потом он сказал:

– Прости, сид.

И я сразу все понял. Путешествие заканчивалось. В начале путешествия все длинно и весело, в конце…

В конце все происходит быстро. Даже очень быстро. Иногда даже не успеваешь думать, успеваешь только делать.

– Бластер возьмешь? – спросил я.

Кипчак отрицательно покачал головой.

– Почему?

– Да он его даже не удержит, – сказал Ляжка. – Такой…

– Я не удержу, – подтвердил Кипчак.

– Возьми тогда меч.

Но и от меча Кипчак тоже отказался. Меч был в полтора раза выше самого Кипчака. А больше у меня никакого оружия не было.

Требовалось что-то сказать, и я сказал:

– Ты молодец, Кипчак. Я был рад, что ты был моим оруженосцем.

– Я тоже рад.

Кипчак развернулся в сторону пуэбло.

– Ну и вали! – крикнул Ляжка. – Всегда знал, что гномы гады…

– Река там, – указал я. – Надо поспешить.

– Надо.

Болото скоро улучшилось, появилось больше кочек, проходимость повысилась. Очень повысилась.

– Да не расстраивайся ты, – успокаивал Ляжка. – Ничего… Тут еще не такие дела случаются, я за это время такого понавидался…

Но я плохо слушал Ляжку, в четверть уха. Я старался не думать. Но не думать получалось плохо. Тогда я стал вспоминать «Анаболиков», композиция «Суши и боль», альбом «Честные спириты».

Простые, входящие в сердце каждого человека слова:

Здравствуйте, Людочка, время пришло.
Лодку засмолим, наточим весло
И поплывем вдоль бурунов в рассвет,
Встретим мы счастье, которого нет.

Но даже «Анаболики» в этот раз не помогли. Я прокрутил в голове всех «Честных спиритов», но ничто не порадовало. Тогда я решил для облегчения душевного состояния поколотить Ляжку, но почему-то не смог, отчего гвоздь, плотно обосновавшийся в моем правом легком, вырос до размеров австрийского штыка.

Было вообще-то больно. Скоро как, надо же.

– Ляжка, – попросил я. – А ты помнишь наизусть «Беспредел медведей»?

– Местами. Рассказать?

– А что-нибудь еще есть? Ассортимент держишь?

– Есть, – ответил Ляжка. – Поэмы в основном. Последнее время я работал в крупной форме. Вот, например, из последнего. Поэма «Смерть двух членов союза писателей посредством электрорубанка», «Параплан и губернатор», «Как я был на ВВЦ»…

– Давай про параплан, – попросил я.

Ляжка принялся читать.

Поэма оказалась реалистическим произведением и посвящалась губернатору некоей приморской области, который имел обыкновение каждую неделю облетать свои владения на параплане. И вот однажды он тоже полетел, намереваясь с воздуха отынспектировать строительство коровника, но едва взлетел, как параплан схлопнулся. Губернатор стал падать, и в падении перед ним встала картина всей его жизни – от детского сада до прихода к браздилам правления… Довольно скучно. Немного порадовал финал. Колхозники увидели падающего губернатора и натаскали сена, смягчив тем самым падение.

«Параплан и губернатор» почему-то не затронул мою душу. Что-то тоскливо было мне.

Что-то одиноко мне было. Я вдруг испугался, что капсула лопнет сейчас и здесь. Здесь мне не хотелось. И вообще.

Как плохо одному.

Я всегда был один, и всегда мне было плохо.

Хватит, наверное, с меня одиночества.

– А знаешь, я тебе так и не рассказал, – внезапно остановился Ляжка. – Самое главное ведь в том, что этот самый Коровин…

– Помолчи, Ляжка, – велел я. – Я в меланхолии…

– Ну, как знаешь, – пожал плечами Ляжка. – Хотел тебе помочь…

– Полчаса тишины, – велел я.

Полчаса мы молчали. Я молчал. И старался не думать.

Не думать.

Не думать.

Не думать, перейдем реку, там будет время подумать.

А Ляжка вздыхал, ругался, вел себя точно, как Коровин в плохом настроении. Потом мы оказались у реки.

Река была что надо. Не очень широкая, но глубина подходящая, сразу видно. Если переплыть, то оторваться можно.

– Ляжка, – сказал я. – А ты никогда не слышал, что Вселенная заключена в пуговицу слабоумного великана Струльдеррсона?

Ляжка ответил в весьма сочных выражениях. Что Вселенная заключена отнюдь не в пуговицу великана, а в его… Ну, совсем не в пуговицу, короче.

– Ты просто устал, Ляжка, – сказал я. – Такое бывает, когда устаешь.

После чего плюнул в реку и побежал назад.

Я возвращался.

– Ну вот, опять! – плаксиво всхлипнул Ляжка. – Почему моя жизнь так богата идиотами?

Глава 16. Мертвая вода

Почему я это сделал?

Не знаю. Многие не могут объяснить причины тех или иных своих поступков. Сделают, а уже потом понимают, что сделали то, что НАДО было сделать.

Я такой же.

У меня было прекрасное настроение.

Прекрасное.

…Они были непохожи на зомби из фильмов. Они были хуже.