Пчелы мистера Холмса

— Конечно нет, я тоже хочу. Признаться, в последний раз я был там еще до войны, а потом лишь проезжал на поезде.

Но Холмс распознал в тоне господина Умэдзаки нерешительность, а может, подумал он вдогонку, это было просто сквозившее в его голосе утомление. Ведь тот господин Умэдзаки, что сидел сейчас перед ним, был явно измучен делами и разительно отличался от того внимательного и учтивого человека, с которым он познакомился на железнодорожной станции днем ранее. Теперь, когда Холмс хорошо вздремнул после прогулки с Хэнсюро по городу, сна у него не было ни в одном глазу, а вот облик господина Умэдзаки выражал тяжелое, глубокое изнурение (бремя этой усталости он пытался облегчить постоянным поглощением алкоголя и никотина).

Холмс заметил его признаки чуть раньше, отворив дверь в кабинет господина Умэдзаки и застав его стоявшим у стола, погруженным в раздумья: он прикрывал веки большим и указательным пальцами, а в повисшей без сил руке держал непереплетенную рукопись. Поскольку на господине Умэдзаки были шляпа и пиджак, Холмс понял, что тот только вернулся.

— Виноват, — сказал Холмс, чувствуя себя незваным и нежданным гостем. Проснувшись в тихом доме, где двери были закрыты и никого не было ни видно, ни слышно, он, сам того не желая, поступил противно своим принципам: всю жизнь он считал кабинет священным местом, храмом мысли и убежищем от суеты мира, предназначенным для важных трудов или уединенного приобщения к написанному другими. Поэтому свой кабинет в Сассексе он ценил особо, и, хотя он никогда этого не оглашал, и миссис Монро, и Роджер понимали, что если дверь кабинета закрыта, то там им рады не будут. — Я не хотел вас беспокоить. Как видно, преклонные годы заводят меня в чужие комнаты без всяких на то оснований.

Господин Умэдзаки поднял голову и без особенного удивления сказал:

— Что вы, мне очень приятно. Пожалуйста, входите.

— Право, я не стану более вас тревожить.

— Я думал, вы спите. Иначе я сам пригласил бы вас к себе. Так что входите, осмотритесь. Скажите, что вы думаете о моем кабинете.

— Единственно если вы настаиваете, — сказал Холмс, делая шаг в направлении книжных полок из тикового дерева, закрывавших всю стену, и наблюдая действия господина Умэдзаки: тот положил рукопись посреди прибранного стола, снял шляпу и аккуратно пристроил ее сверху.

— Простите мою занятость, но я не сомневаюсь, что мой товарищ должным образом о вас позаботился.

— О да, мы дивно провели день — не считая языковых затруднений.

Мая прокричала что-то снизу, из холла, в ее голосе слышалось легкое раздражение.

— Прошу прощения, — сказал господин Умэдзаки. — Я вернусь через минуту.

— Не спешите, — сказал Холмс, стоявший теперь перед длинными рядами книг.

Мая закричала снова, и господин Умэдзаки заторопился к ней, позабыв закрыть за собой дверь. Некоторое время после его ухода Холмс рассматривал книги, переводя взгляд с полки на полку. Главным образом это были хорошие издания в твердом переплете, большая часть — с японскими иероглифами на корешках. Но на одной полке стояли только западные книги, продуманно поделенные на группы — американская литература, английская литература, драматургия, много поэзии (Уитмен, Паунд, Йейтс, оксфордские учебные пособия, посвященные поэтам-романтикам). Полку ниже почти единолично занимал Карл Маркс, хотя в самый ее конец были втиснуты несколько томов Зигмунда Фрейда.

Повернувшись и оглядевшись, Холмс увидел, что кабинет господина Умэдзаки мал, но толково устроен: кресло для чтения, напольная лампа, фотографии и, наверное, университетский диплом в рамке над столом. Затем краем уха он услышал перепалку между господином Умэдзаки и Маей — горячий спор внезапно стих, и он уже был готов пойти и украдкой посмотреть, что творится в холле, когда господин Умэдзаки вошел со словами:

— У нас случилось разногласие относительно вечернего меню, и боюсь, что ужинать мы будем позже намеченного. Надеюсь, вас это не огорчит.

— Нисколько.

— А сейчас, я думаю, вы не откажетесь что-нибудь выпить. Недалеко отсюда есть бар, достаточно уютный, не менее любого другого места пригодный для того, чтобы обсудить нашу поездку, — если вам это по душе.

— Звучит заманчиво.

И они ненадолго ушли — не торопясь, направились в тесную распивочную, небо постепенно темнело — и пробыли там значительно дольше, чем собирались, покинув заведение лишь после того, как компания выпивавших сделалась излишне многочисленна и шумна.

Потом был простой ужин из рыбы, овощей, распаренного риса и мисо-супа — каждое блюдо без лишних церемоний подавалось в столовую Маей, отвергавшей всякое приглашение присоединиться к трапезе. Холмсовы пальцы разболелись в суставах от работы палочками, но отложил он их не ранее, чем господин Умэдзаки предложил перейти в кабинет.

— С вашего позволения, я бы хотел вам кое-что показать.

С этим они вдвоем вышли из-за стола в холл, оставив Хэнсюро наедине с остатками ужина.