Пчелы в радость, или Опыт естественного подхода в пасечном деле

Это очень удобно с точки зрения человека (не нужно караулить рои, семей получаешь столько, сколько нужно), но нелепо с точки зрения природы.

В полученных таким образом семьях возникает сильный дисбаланс между пчёлами (молодыми и лётными), расплодом, маткой, размерами гнезда. Ведь семья делится искусственно, причём отнюдь не в тот момент, когда она к этому готова. В результате нарушаются те тончайшие механизмы, которые поддерживают её силу и здоровье.

Со временем пчёлки, конечно, выкарабкиваются, но чего это стоит? За ответом далеко ходить не нужно.

Несколько лет тому назад один мой приятель исколесил весь район в поисках человека, у которого можно было бы купить рой (для посадки в колоду). И нашёл лишь с огромным трудом! Все предлагают купить семью или отводок на рамках, а рои продавать отказываются. Почему?

Один пчеловод ответил честно: «Кто ж вам рой продаст? Рои все себе оставляют! Всем известно, что из роя семья получается гораздо лучше, чем из отводка!».

И это подтверждает большинство пчеловодов-практиков. Ведь с роем выходит в основном молодая, сильная пчела, имеющая огромный строительный потенциал, а в случае второго или третьего роя и хорошая роевая матка.

Роение пчелиной семьи — совершенно удивительный, очень сложный и совершенный процесс. Кто видел, как десятки тысяч пчёл, словно по команде, начинают волнами выливаться из летка, как они с восторженным гулом кружат над ульями и садятся плотной гроздью на ветку ближайшего дерева, тот наверняка ощущал торжественность рождения новой пчелиной семьи.

Можно долго рассказывать о закладке маточников, о выходе роя, о брачном полёте матки и о других интереснейших деталях этого таинства, но это совсем отдельная тема.

Со временем увлечённый читатель сам с ней познакомится, а мы лучше двинемся дальше.

Немного о грустном

Итак, суть самых распространённых систем современного пчеловождения заключается в том, что посредством манипуляций с корпусами и магазинами пчёлам создают экстремальные условия, в которых они вынуждены усиленно отстраивать соты и собирать нектар. Это вызывает у них ответную реакцию — агрессию по отношению к человеку и переход в роевое состояние, которые пчеловод подавляет различными «научными» способами.

Особенно сильно сопротивляются, как правило, именно пчёлы местных пород. А уж среднерусская пчела (о чём уже говорилось) совершенно не терпит грубого с ней обращения, за что и удостоилась репутации злобливой и ройливой, что совершенно не соответствует истине.

С другой стороны, понять пчеловода-промышленника можно — ну как с ней работать? В гнездо не залезешь, маточники не повырезаешь, а задумает роиться — остановить невозможно! Кстати сказать, исконная жительница Европы (серая лесная пчела) не многим лучше.

Поэтому с момента возникновения современного пчеловождения начались эксперименты по завозу других (как правило, южных) пород. Примечательно, что этим начал заниматься ещё знаменитый Прокопович, изобретатель первого рамочного улья. Позднее это увлечение приняло массовый характер, но появились проблемы.

О болезнях мы уже говорили, но с этим на некоторое время можно справиться с помощи лекарств. А вот как сохранить в чистоте завезённую породу?

Закупили вы, к примеру, на свою пасеку партию кавказянок (семей серой горной кавказской пчелы). Через несколько лет часть из них погибла, часть состарилась. Что делать? Потомство от них уже будет поместным и по большей части нежизнеспособным — ведь вокруг вас чужие пасеки.

Выход один — покупать чистопородных маток (это значительно дешевле, чем пчелопакеты) в питомнике. Но и пасека питомника может сохранить породу лишь в том случае, если вокруг в радиусе тридцати километров нет пчелиных семей других пород. А это условие трудновыполнимое, вот и придумали люди искусственное осеменение маток.

Описывать эту процедуру я не буду, очень уж неприятно, но приведу мнение на этот счёт Рудольфа Штайнера, немецкого философа и естествоиспытателя, основателя антропософии и частных её приложений — биодинамического земледелия и вальдорфской педагогики.

Это цитата из его лекций о пчёлах, прочитанных 26 ноября — 22 декабря 1923 года в Дорнахе, Германия.