Печали веселой семейки

— Ну ладно, — вздохнул Папазян, снова водружая себя на табурет, — слушай остальное.

* * *

Помнится, я сказала, что хорошенько проинструктировала Папазяна, прежде чем он отправился выполнять мои поручения, так что удачное завершение его беседы с Овсепяном прошу считать все-таки моей заслугой.

Узнав от Каминского, где больше всего любит бывать Овсепян, я отправила Папазяна в бар на проспекте Кирова. В заведение, которое можно назвать настоящей находкой для частного детектива вроде меня, желающего получить нужную информацию от предполагаемого подозреваемого с глазу на глаз.

Неизвестно, почему этот полуподвальный бар носит название «Подкова». Наверное, потому, что вывеску и впрямь украшает большая подкова. Может быть, директор бара был удачливым человеком, а потому и повесил на видном месте народный символ благополучия, поскольку по примете, как известно, подкова приносит счастье. А может быть, счастливыми надо считать посетителей, которые получали свою порцию счастья с помощью стопочки-другой?

Я не берусь судить, какие ассоциации заставили владельца бара дать ему такое лошадиное название. Меня и Папазяна больше всего интересовало то, что в баре никогда не бывает слишком много народу, что посещают его большей частью люди в высшей степени респектабельные и достойные и что, наконец, это почти единственное место, куда Овсепян предпочитает входить без охраны, оставляя ее на улице. Там его парни прогуливаются, пряча подмерзшие носы в воротники и шарфы.

Именно в «Подкове» с Овсепяном можно было бы поговорить без свидетелей. Туда я и отправила моего дружка-мента, снабдив его своими кровными «зелеными», поскольку купивший мне роскошный букет роз Папазян клялся и божился, что денег при себе не имеет. Спорить было некогда, и я дала Гарику несколько купюр — в баре принимали исключительно баксы, марки или евро, наши деревянные там были не в ходу.

Я велела Папазяну сменить свою ментовскую форму на приличествующий случаю костюм и вообще привести себя в порядок. Если он постарается, то, возможно, сможет сойти за бизнесмена средней руки, который горит желанием познакомиться поближе со светилом тарасовского автобизнеса, да еще и земляком.

Взгромоздившись на табурет возле стойки, Папазян, как он мне рассказал, сразу же обнаружил Овсепяна, поскольку тот помещался, как оказалось, в непосредственной близости от него. Овсепян смерил было Папазяна взглядом, в котором ясно читалось, что последний для него сливается с ландшафтом, намалеванным на стене бара, но Папазян уже начал входить в роль.

— Ба! Да это же Арам Овсепян! Арамчик, здорово! Как дела? — воскликнул он, сияя улыбкой.

— А что, мы знакомы? — вежливо осведомился Овсепян, тщетно пытаясь выудить честное лицо тарасовского стража порядка из архивов своей памяти. Архив, верно, был старый, пыльный и не снабженный каталогом. Было видно, что физиономия Папазяна никого Овсепяну не напоминает, сколько он ее ни силился припомнить.

— Слушай! Давай выпьем за нашу встречу, а? Я угощаю! Эй, бармен, по стопке коньяку! Нашего, армянского! — заорал, не растерявшись, Папазян, справедливо полагая, что выпивка имеет свойство воскрешать в памяти даже то, что изначально туда заложено не было.

Расторопный бармен мигом выполнил заказ.

— За встречу? — не то спросил, не то произнес тост Папазян.

— За встречу, — машинально ответил ошарашенный бизнесмен.

Оба опрокинули по стопочке. Овсепян уже и рот раскрыл, собираясь, наверное, спросить, с кем же, наконец, он имеет честь говорить, но Папазян не дал ему задать этот вопрос.

— А я случайно зашел, смотрю — тут Арам сидит! Вот удача-то! Я так и знал, что ты меня помнишь! Мы же с тобой земляки!

— Разве? — Мозги Овсепяна скрипели, как несмазанные шестеренки, от тяжести возложенной на них задачи — вспомнить человека, которого он никогда, ни при каких обстоятельствах не видел.

— Ты что, забыл меня, что ли? — не унимался Папазян. — Не помнишь своего дружка Фрунзика?

Честно говоря, никакого Фрунзика, кроме известного актера Мкртчяна, Овсепян не знал даже понаслышке, но заявить об этом приятному во всех отношениях человеку, угощающему коньяком, было как-то неудобно.

— Ты что, тоже из Спитака, как я? — спросил он.

— Ну вот! Вспомнил наконец-то! Я так и знал, что вспомнишь! Разве Арам забудет? Бармен, еще по стопочке!

Расторопный бармен снова мигом выполнил заказ.

— А ты, смотрю, большим человеком стал, — Папазян оценивающе посмотрел на Овсепяна, в его взгляде читалось неприкрытое восхищение.

Овсепян приосанился. Вторая стопочка армянского коньяка прибавила ему благодушия. «Хороший, видимо, человек, хотя, хоть убей, не помню, кто такой. Но раз он утверждает, что мы знакомы, значит, знакомы», — скорее всего, именно так думал Овсепян, глядя на Гарика Папазяна.

— Помнишь, как мы с тобой за одной партой сидели? — весело спрашивал тем временем Папазян. — И как с тобой подрались из-за девчонки одной, забыл уже, как ее звали.