Печали веселой семейки

Пока я размышляла о хорошо подвешенных языках, меня успели провести в кабинет Алиева. Впрочем, эта огромная комната, по-моему, так же мало походила на кабинет, как полотенце на половую тряпку. Пол в просторнейшей квадратной комнате от стены до стены был застлан роскошными ворсистыми азербайджанскими коврами. Такие же ковры висели на стенах от пола до потолка или, точнее, от потолка до пола. Ковры были самых немыслимых радужных расцветок, и у меня тут же зарябило в глазах. Посреди комнаты стояло громадное сооружение из темного дерева, которое, пожалуй, было бы похоже на стол, если бы не обнаруживало разительного сходства с катафалком. На некотором расстоянии от стола размещалось множество низеньких табуреточек, пуфиков и подушек, брошенных прямо на пол. Наверное, именно здесь проходили совещания Алиева со служащими, и все эти маленькие табуретки и пуфики должны были символизировать подчиненное положение последних по отношению к дельцу, которому полагалось восседать в огромном кресле под стать столу.

«Шкаф» занял место у входа в кабинет. Наверное, боялся, как бы нечеловек в платке и пальто, каким я в настоящий момент являлась, не нанес боссу какой-нибудь непоправимый ущерб: снял бы со своей головы платок, например, или невзначай выставил колено из разреза пальто. Если честно, такое желание у меня появилось.

Забыла сказать, что в кабинете там и сям были понатыканы комнатные пальмы, стоящие в огромных деревянных кадках. А поскольку пальмы способны выжить в домашних условиях только при определенной температуре намного выше нуля, то климат в кабинете был просто адский и в своем пальто я мигом взмокла, как мышь под метлой.

Сам хозяин особняка, невысокий коренастый азербайджанец средних лет, облаченный в роскошный халат, сидел в том самом кресле, о котором я уже упомянула.

— Итак, — начал он, — вы и есть частный детектив Татьяна Иванова?

Мне оставалось только утвердительно кивнуть головой.

— Садитесь, — разрешил Алиев. — А вы скромная, прилично оделись, — добавил он сомнительный комплимент, полагая, наверное, что делает мне честь, вообще разговаривая со мною.

Я опустилась на один из низеньких табуретов, показавшийся мне удобнее остальных, и, хотя маленькой меня не назовешь, у меня тут же создалась оптическая иллюзия, будто Алиев возвышается надо мною, как Медный всадник над Невой.

Алиев не спеша закурил какую-то вонючую сигарету. Вообще-то можно было бы спросить у меня разрешения закурить, как это делается в культурном обществе. А еще можно было бы поинтересоваться, не хочу ли я курить тоже. Ах да! Совсем забыла! Я же сейчас не человек, а женщина. Ну-ну. Ну да ладно, зато я быстро человеком стану, когда выйду из особняка. Тогда и покурю.

— По какому поводу ко мне? — соблаговолил произнести Алиев, энергично отравляя атмосферу вокруг себя вонючим дымом.

— Мой клиент, имени которого я не имею права называть… — начала было я.

— Ну что ты мне такое говоришь про своего клиента? Будто я не знаю, что ты сейчас на Каминского работаешь! Что ты хочешь от меня узнать?

Вот это осведомленность!

— Раз вы знаете, что меня нанял Каминский, может, разъясните мне и все остальное? Например, не ответите ли вы мне на такой вопрос: почему меня в первый же вечер, когда я начала заниматься делом Каминского, преследовала серебристая «Нексия»? Объяснить это происшествие случайностью я никак не могу. Кроме того, мне известно, что продажей «Нексий» занимаетесь вы.

Это был удар наугад. У меня не было уверенности в том, что тогда, на Чернышевского, меня преследовал кто-то из людей Алиева. Я пыталась было навести справки в ГИБДД через Кирьянова, обращалась и в ближайшие автосервисы, но это мне ничего не дало: покореженную серебристую «Нексию» как будто ветром сдуло. Но ни в коем случае нельзя было показать, что, обвиняя Алиева, располагаешь самыми приблизительными данными, основанными скорее на собственных умозаключениях, чем на реальных доказательствах. Вот почему я посмотрела прямо в глаза Алиеву. И очень удивилась.

Лицо Алиева менялось на моих глазах. Сначала оно выразило удивление, потом, как мне показалось, смущение и, наконец, облегчение. Странное выражение лица для потенциального преступника. Но еще более странными были слова Алиева и едва ли не более удивительным то, как эти слова были произнесены.

— Ну да, это была моя «Нексия», — произнес он таким радостным тоном, как будто мы разговаривали с ним о чем-нибудь приятном, вроде поедания шашлыков при луне. — А я так и подумал: если ты на меня не выйдешь, значит, такому частному детективу грош цена. Ну а если придешь, значит, голова у тебя на плечах есть, хоть ты и женщина. Тогда, думаю, все расскажу, ничего не утаю.

Приятно сознавать, что тебя считают достаточно умной, чтобы даже снизойти до похвалы. Вероятно, я должна была бы быть польщена, но тем не менее особого расположения к Алиеву я не почувствовала — воспоминания о том, как мне пришлось удирать от «Нексии» по какой-то улочке, заканчивающейся тупиком, были еще свежи, и не могу сказать, что они были мне приятны.