Печальная судьба Поликарпо Куарезмы

Сестра никогда не понимала его до конца, и болезнь не улучшила положения; но она питала к нему глубокое сестринское чувство и страстно желала его выздоровления. Рикардо Корасао дуз Отрус любил майора — тот был для него необходимой моральной и интеллектуальной опорой. Все прочие с удовольствием слушали, как он поет, и оценивали его по-дилетантски; только майор постигал глубинный смысл его устремлений и оценивал по достоинству их патриотическое значение. К тому же с некоторых пор Рикардо испытывал глубокие душевные муки: под угрозой была его слава, плод долгой, упорной, многолетней работы. Некий креол начал выступать с модиньями, его имя уже громко звучало и упоминалось рядом с именем Рикардо. Наличие соперника было невыносимым по двум причинам: во-первых, из-за того, что он был черным, во-вторых, из-за его теорий.

Нет, Рикардо не питал особой неприязни к черным — но то обстоятельство, что пользующийся известностью чернокожий играет на гитаре, еще больше снижало престиж инструмента. Было бы не страшно, если бы соперник играл на пианино и благодаря этому стал знаменитым — талант возвысил бы его в глазах других, а благородный инструмент поспособствовал бы этому. С гитарой же произошло прямо противоположное: предрассудки в отношении музыканта принижали и таинственную гитару, которую Рикардо так ценил. И кроме того, эти теории! Модинья будто бы о чем-то говорит нам и должна быть положена на правильные стихи! Что за вздор!

И Рикардо принимался размышлять о неожиданно возникшем сопернике — препятствии на пути чудесного восхождения к славе. Следовало устранить его, раздавить, показать свое неоспоримое превосходство — но как?

Рекламы было уже недостаточно — соперник также прибегал к ней. Если бы какой-нибудь большой человек, выдающийся литератор, написал статью о Рикардо и его трудах, победа оказалась бы в кармане. Но найти такого человека было нелегко. Все отечественные литераторы были так глупы и настолько поглощены французскими штучками… Рикардо думал об издании газеты «Гитара», чтобы таким способом бросить вызов сопернику и уничтожить его с помощью своих доводов… Именно это было нужно ему, и надежды возлагались на Куарезму: тот пока что лежал в клинике, но, к счастью, уже встал на путь выздоровления. Рикардо действительно очень обрадовался, узнав, что другу уже лучше.

— Я не смог прийти сегодня, — сказал он, — но приду в воскресенье. Он не похудел?

— Почти такой же, — ответила девушка.

— Мы очень хорошо побеседовали, — добавил Колеони. — Он даже обрадовался, когда узнал, что Ольга выходит замуж.

— Вы собираетесь замуж, госпожа Ольга? Мои поздравления.

— Спасибо.

— А когда, Ольга? — поинтересовалась госпожа Аделаида.

— В конце года… Еще не скоро…

Посыпались вопросы насчет жениха и замечания касательно свадьбы.

Ольга чувствовала себя оскорбленной: и вопросы, и замечания казались ей нескромными и раздражающими. Она хотела уклониться от беседы, однако к этой теме постоянно возвращались — не только Рикардо, но и старая Аделаида, более разговорчивая и любопытная, чем обычно. Эта пытка, повторявшаяся при каждом визите, почти заставила ее пожалеть о своем согласии прийти сюда. Наконец, она придумала уловку:

— Как поживает генерал?

— Я его давно не видела, но дочь часто захаживает к нам. Думаю, с ним все в порядке. А вот Исмения ходит грустная и безутешная. Бедняжка!

И госпожа Аделаида поведала о драме, которая сотрясла маленькую душу генеральской дочери. Кавалканти, этот Иаков, пять лет не решавшийся на женитьбу, два или три месяца назад уехал в глубь страны и не прислал оттуда ни письма, ни открытки. Девушка сочла это разрывом помолвки; неспособная проявить глубокое чувство и найти более серьезное приложение своей умственной и физической энергии, она сильно переживала, полагая, что случилось непоправимое, и это событие поглощало ее внимание без остатка.