Под этой пальмой прошло ее последнее лето; она глядела, как солнце, которое не могло уже согреть ее зябнущее тело, исторгает пар из земли, точно там в недрах клокочет вулкан; здесь Борду застали первые холодные ветры, срывавшие с деревьев осенние листья. Она таяла на глазах и с каждым днем становилась все печальнее; слух ее обострился, и она явственно слышала самые неприметные шорохи сада.
Белые мотыльки, порхая над головой Борды, прикасались крылышками к ее влажному лбу, точно желая унести ее отсюда в иной мир, где чудесные цветы, наполняясь ароматом и соками, не отнимают жизни у тех, кто ухаживает за ними.
Зимние дожди уже не застали Борду в саду. Тяжелые капли падали на согнутую спину старика, как всегда сжимавшего в руках мотыгу; глаза его были устремлены в землю.
Он шел предназначенным ему путем с тупым безразличием покорного солдата нищеты. Работать, работать, чтобы купить горсть риса и вовремя внести арендную плату.
Теперь он один; девочка ушла вслед за женой. У него нет ничего, кроме этой жестокой земли, которая высасывает из людей жизнь и когда-нибудь доконает и его, – цветущая, душистая, плодородная, точно над ней никогда не проносилось дыхание смерти. Ни один куст не погиб, чтобы проводить бедную Борду в ее далекий путь!
В семьдесят лет ему приходится работать за двоих. Он долбит землю еще упорнее, чем раньше, не поднимая головы, не видя окружающей его обманчивой красоты. Дядюшка Тофоль знает, что она плод его рабского труда, он одержим лишь одним желанием – продать подороже красоту Природы. И старик косит цветы с таким же равнодушием, с каким косил бы полевую траву.
Перевод Н. Поляк
Борда – незаконное дитя, подкидыш (просторечье}.