Печальные песни сирен

Девушка прислонилась спиной к разбитому автомату для жевательной резинки. Дыхание у нее участилось, в ушах шумело. Вид разгромленного контейнера наполнял ее чувством необъяснимой тревоги. У нее возникло впечатление, что какая-то первобытная орда набросилась на посылку, раздирая ее неумелыми лапами и не заботясь о содержимом. «Столовая, опустошенная стадом обезьян!» — подумалось ей. Платформа была покрыта экскрементами. Сразу видно, что облегчались они где попало, испражнения были даже на скамьях. Девушка осмотрела содержимое вскрытого контейнера. Она не ошиблась. Кроме шоколада и пищи в целлофане, ничего не тронули, словно одежда, обувь, мыло и медикаменты отныне сочли лишними. Лиз подтянула шланг, чтобы чувствовать себя свободнее. Тревога не покидала ее. Иллюминаторы шлема ограничивали видимость, и пейзаж станции она воспринимала как последовательные отрывки. Лиз спрашивала себя, должна ли дать знать о своем присутствии. Ей показалось, что какая-то подпрыгивающая тень вырисовывалась на подходе к платформе, как раз под схемой пересадок. В конце концов Лиз крикнула банальное: «Есть тут кто-нибудь?» На слова, приглушенные шлемом, никто не ответил.

Другие тени появились в пролете, скучившись вокруг первой. Лиз нашла их слишком согнутыми, нечеловеческими. В их повадках было нечто обезьянье.

Уцелевшие после катастрофы не подойдут, бесполезно и настаивать. Кстати, за три года она не имела с ними ни одного контакта. Как только девушка прибывала, таща за собой провизию на неделю, они убегали и прятались в глубине галерей. Никогда она не слышала их голоса. Дед не советовал ей приближаться к ним.

— Никогда не делай этого! — говорил он. — Эти типы годами дышат гнилым воздухом. В их мозгу произошли необратимые изменения. Никто не знает, что придет им в голову. Умственно они регрессировали. По-моему, в них не осталось ничего человеческого. Как ты считаешь, почему они убегают, завидев нас? Нормальные люди бросились бы нам на шею, а они — нет. Ты считаешь это нормальным? Никто и никогда не слышал, чтобы потерпевшие крушение отказывались от помощи.

Лиз все еще колебалась, нервы ее были напряжены. Не лучше ли побыстрее убраться?

Тени приближались.

Передняя передвигалась на четвереньках. Временами она, насторожившись, замирала, затем нерешительно продолжала ползти. Лиз тяжело отступала, кляня скрежет свинцовых подошв, оставлявших царапины на платформе. Ей было страшно. Она боялась, что они набросятся на нее, опрокинут, разорвут костюм, раздерут в клочья воздуховод…

Находясь в невыгодном положении из-за тяжести скафандра, она не сможет сопротивляться. Малейший толчок свалит ее на пол, шлем тяжело звякнет о цементный пол, и иллюминаторы покроются трещинками, лишив ее возможности видеть что-либо.

С грацией бегемотицы Лиз плюхнулась в воду, подняв большой сноп брызг. Тяжелый балласт мгновенно погрузил ее на дно.

Однако в последнюю секунду она успела различить руку: высунувшись из логова пролета, та потянулась к контейнеру, отвратительно грязная, с длинными загнутыми ногтями, напоминающими когти грифа.

ГАЛЛЮЦИНАТОРНЫЙ ПСИХОЗ

В течение нескольких секунд глаза Эстер Крауц суживались за двойной защитой ее очков.

— Вопреки тому, что говорят, — пробормотала Лиз, — там есть уцелевшие. Они заключены в воздушные карманы, образовавшиеся под землей. Проблема в том, что они отказываются от контакта с нами. Моя задача — поставлять им питание, понимаете? Я хожу от станции к станции и приношу им что-нибудь поесть.

Эстер помолчала.

— Понимаю, — произнесла она наконец с раздражением. — Они — узники воздушного кармана, подобно младенцу в плаценте. Они как бы желают родиться. Вы кормите их, как мать ребенка, которого она носит в себе. — Лиз казалось, что ее облили ушатом холодной воды. Она знала, что за этим последует. — Они не хотят выходить из материнского чрева, — продолжала Эстер Крауц. — И вы должны заняться этим. Как занимались Наша, так? Вы были немного ее мамой. А она — вашей сестрой… и отчасти дочерью.

— Правда, мне приходилось заботиться о ней, — ответила Лиз, сознавая, что впадает в заблуждение. — Наши родители были чудесными людьми, но… им недоставало строгости. Богема, артисты, оторванные от реальности. Я вам это уже рассказывала. У нас было восхитительное детство, но не в вашем понимании.

— Мне хотелось бы порассуждать о ваших физических данных, — сменила тему Эстер. — Вы очень мускулисты, даже слишком для женщины. Вы занимаетесь бодибилдингом, словно желая подавить в себе женственность… даже стать мужчиной.

— Я не лесбиянка и не транссексуалка.

— Знаю. Думаю, бессознательно вы хотите стать одновременно отцом и матерью Наша. Родителями в одном лице.