Печальные тропики

Мраморные своды Тадж-Махала, как, впрочем, и всех других архитектурных шедевров (и Красного Форта, и усыпальницы Джахангира в Лахоре), напоминают драпировочную ткань. Можно даже предположить, как был устроен каркас, как натянут шатер. Мозаику в Лахоре тоже можно сравнить с тканью: элементы орнамента просто повторяются в определенной последовательности, но единой картинки не складывается. Какова же истинная причина того, что мусульманское искусство так неловко проявилось в пластических видах искусства? В университете Лахора я познакомился с руководителем факультета изобразительных искусств, англичанкой, вышедшей замуж за мусульманина. Посещать ее лекции могут только девушки, им запрещено заниматься скульптурой и музыкой, а живопись преподается не как наука, а как занятие для досуга и развлечения. Пакистан отделился от Индии по ряду религиозных причин, там можно было столкнуться с обострившийся нетерпимостью и пуританством. Говорили, что искусство «ушло в подполье». Так произошло не только потому, что жители стремились как можно более точно следовать традициям ислама, но, пожалуй, в большей мере потому, что Пакистан хотел обособиться от Индии: после того как идолы повержены, Авраам является совсем в другом образе – с новыми политическими взглядами, с иным национальным мировоззрением. Борьба с искусством была обусловлена неприятием Индии. Идолопоклонничество, подразумевающее присутствие божества в своем изображении, до сих пор существует в Индии, с его проявлением можно столкнуться в бедняцких кварталах Калигхата, в железобетонных церквушках, расположенных на окраине Калькутты, построенных в честь недавно появившихся божеств. Проповедующие новый культ жрецы бреют головы, ходят босыми, одеваются в желтые наряды, принимают посетителей в расположенных недалеко от святых мест современных конторках с печатными машинками, занимаются распределением денежных пожертвований, собранных во время миссионерской деятельности в Калифорнии. «Этот храм построен в XVII веке», – утверждал с видом бизнесмена здешний жрец, хотя стены здания покрыты кафелем, сделанным в XIX веке. Когда я пришел туда, святилище было закрыто, чтобы лицезреть божество, мне нужно было прийти завтра утром, стоять на специальном месте и смотреть сквозь чуть приоткрытые двери храма. Как и в прекрасном храме Кришны, что возведен на брегу Ганга, святыня представляет собой алтарь бога, который ведет прием только по праздникам, а будничный ритуал, как правило, предполагает, что верующие будут подолгу сидеть в коридоре и обсуждать со священнослужителями настроения Всевышнего. Я предпочел немного прогуляться по местным улочкам, рассматривая гипсовые статуи и другие изображения бога, которые пытались заработать на божественном культе, дабы накормить местных нищих – так они оправдывали свое успешное дело. Иногда я обращал внимание на другие ритуальные символы. Вот, например, красный трезубец и несколько вертикальных камней, которые приставлены к фиговому дереву, ствол которого чем-то напоминает кишку, – посвящены Шиве; или красный алтарь, традиционный для культа Лакшми, или дерево с привязанными к ветвям лентами и каменными фигурками – символ Рамы-Кришны, врачующего бесплодие, алтарь с бесчисленным множеством цветочных лепестков предназначен для Кришны, бога любви. С этим довольно простым, но достаточно ярким искусством мусульмане сравнивают живопись Чагтаи – это единственный художник, чье творчество официально не запрещено. По происхождению он англичанин, пишет, в основном, акварелью, черпая вдохновение в раджпутстских миниатюрах. Каковы же причины глубокого кризиса, в котором оказалось искусство исламской цивилизации? Когда оно достигло вершины, то акценты были смещены, и искусство дворцовой архитектуры перешло в культуру рыночной площади. Не следствие ли это запрета на изображения живого?