Печальные тропики

Мне все еще памятно одно путешествие, в жертву которому был принесен новенький «форд». Мы решили проехать столько, сколько выдержит машина. Путешествие закончилось в полутора тысячах километров от Сан-Паулу, в хижине семьи индейцев каража на берегу реки Арагуая. На обратном пути передние рессоры лопнули, и мы проехали сотню километров, поставив двигатель непосредственно на ось. На протяжении следующих шестисот километров его поддерживала металлическая пластина, которую согласился выковать деревенский кузнец. Но мне особенно запомнились те часы тревожной езды в наступившей темноте — ибо деревни встречаются редко на стыке штатов Сан-Паулу и Гояс, — когда мы не знали, в какой момент нас подведет та колея, которую мы выбрали среди десятка других. Внезапно в темноте возник городок — поузо, усыпанный дрожащими звездочками — электрическими лампочками, получающими питание от движка. Мы уже несколько часов различали стук этого движка, но ухо путало его с ночными звуками бруссы. Постоялый двор предоставил нам металлические кровати и гамаки, а на заре мы уже катили по главной улице города с его домами и базарами, площадью, занятой торговцами, докторами, дантистами и даже бродячими нотариусами. В ярмарочные дни оживление нарастает: сотни живущих на отшибе крестьян покидают по этому случаю свои халупы и всей семьей пускаются в многодневное путешествие, чтобы раз в год продать теленка, мула, шкуру тапира или пумы, несколько мешков кукурузы, риса или кофе и привезти в обмен на это хлопчатобумажную материю, соль, керосин для лампы и немного зарядов для ружья. На заднем плане тянется плоскогорье, поросшее густым кустарником с отдельными деревцами. Эрозия недавнего происхождения— лес был вырублен лишь полвека назад — слегка прошлась по нему как бы осторожными ударами тесла. Перепадами уровня в несколько метров очерчиваются террасы и обозначаются зарождающиеся овраги. Неподалеку от широкого, но неглубокого водного потока — скорее своенравного разлива, нежели реки с устоявшимся руслом, — две-три параллельных улицы окаймляют обнесенные оградой пышно разросшиеся участки с саманными ранчо, крытыми черепицей и сверкающими белизной своей известковой побелки, еще более яркой из-за коричневого обрамления ставен и блеска ярко-красной почвы. От первых же построек, похожих на крытые санки своими фасадами и большими незастекленными, почти всегда распахнутыми окнами, начинаются прерии, поросшие жесткой травой, до основания объеденной скотом. Организаторы ярмарки завезли до ее начала запасы фуража: ботву сахарного тростника или молодые пальмовые листья, спрессованные с помощью веток или травяных жгутов. Посетители со своими повозками на цельных колесах, обитых по окружности гвоздями, располагаются лагерем на свободном пространстве между этими кубическими блоками. Свежеплетеные перегородки, крыша из бычьих шкур, укрепленная с помощью тросов, служат в пути жилищем, которое здесь дополняется навесом из пальмовых веток или тентом из материи, прикрепленным к задней части повозки. Под открытым небом варятся рис, черная фасоль и сушеное мясо; голые ребятишки бегают между ногами быков, пережевывающих тростник, гибкие стебли которого свисают у них изо рта подобно зеленым струям воды.

Спустя несколько дней все разъезжаются; путешественники рассеиваются по бруссе. Деревня дремлет на солнце, в течение целого года ее жизнь сводится лишь к однодневному оживлению виллас-ду-доминго — «воскресных поселков», пустующих в будние дни. По воскресеньям всадники встречаются на пересечении троп, где обосновалась винная лавочка да стоит несколько хижин. Сцены, подобные предыдущей, без конца повторяются в Бразилии, когда удаляешься от побережья в глубь страны на север или на запад, туда, где брусса тянется вплоть до болот Парагвая или галерейных лесов на притоках Амазонки. Деревни становятся редкими, а разделяющие их пространства все более обширными. Иногда это открытая местность, то есть «чистая» саванна, иногда покрытая кустарником, и тогда она называется «грязная» саванна. Встречаются также серрадо и коатинга — две разновидности лесных зарослей.

В южном направлении, к штату Парана, ландшафты иные: местность возвышенная, а породы — вулканического происхождения. В климате уже заметно постепенное удаление от тропиков.

В этих местах остатки коренного населения, живущего неподалеку от культурных центров, тесно соприкасаются с самыми современными формами колонизации внутренних территорий страны. Вот почему свои первые вылазки я решил совершить в этот район северной Параны. Миновав границу штата Сан-Паулу, проходящую по реке Парана, через двадцать четыре часа добираешься до большого хвойного леса. Лес этот долгое время препятствовал проникновению колонистов и практически оставался девственным до 1830 года. Там встречались лишь группы индейцев, да отдельные первопроходцы, как правило, бедные крестьяне, выращивавшие кукурузу на маленьких расчищенных участках.