— Нет никаких доказательств того, что Элинор прикасалась к этой окаянной трубочке с морфином. Говорю вам, кто-то наблюдал за ней снаружи, из кустов. Она пошла в сторожку, а этот человек проскользнул сюда, распечатал трубочку, раскрошил несколько таблеток и сунул их в верхний сандвич. Он даже не заметил, что клочок этикетки оторвался и завалился в щель. Потом этот тип поспешил назад, сел в свою машину, и поминай, как звали.
Пуаро снова вздохнул.
— И вы все еще ничего не видите? Просто удивительно, до чего несообразительным может быть умный человек.
Лорд с трудом сдерживал гнев.
— Вы что, не верите, что кто-то стоял в кустах, заглядывая в окно?
— Нет, в это-то я верю.
— Ну, значит, мы должны разыскать этого типа!
Несколько загадочно Пуаро пробормотал:
— Не думаю, чтобы нам для этого пришлось далеко ходить. Ну, хорошо, давайте осмотрим дом.
Они стояли в комнате, где умерла Мэри Джеррард. Питер Лорд распахнул одно из окон и сказал, слегка вздрогнув:
— Здесь словно в могиле…
Пуаро думал о своем.
— Ах, если бы стены могли говорить! Здесь, в этой комнате, надо искать истоки этого странного дела.
Он еще несколько минут постоял молча, а потом встряхнулся.
— Мы обошли весь дом и видели все, что можно было увидеть. Покажите мне теперь сторожку, друг мой.
Там, как и в доме, все тоже было в порядке. Комнаты, хотя и пыльные, чисто прибраны, почти пусты. Мужчины пробыли в помещении всего несколько минут. Когда они вновь вышли на крыльцо, залитое солнечным светом, Пуаро ласково притронулся рукой к листьям вьющихся роз, опутывавших решетку.
— Знаете, милый доктор, как называется этот сорт роз? Это Зефирен Друфэн…
Врача розы не интересовали, он только раздраженно буркнул:
— Ну, и что из этого?
Эркюль Пуаро продолжал:
— Когда я встретился с Элинор Карлайл, она говорила мне о розах. Именно в тот момент я начал видеть, нет, нет, еще не дневной свет, а лишь его проблеск, как бывает, когда приближаешься к выходу из туннеля.
Питер Лорд хрипло спросил:
— Что она говорила вам еще?
— Она рассказывала о своем детстве, об играх здесь, в этом саду, о том, как ссорились они с Родериком Уэлманом, когда играли в войну Алой и Белой роз. Он предпочитал белую розу Йорков — холодную и неласковую, а она, по ее словам, любила красную розу Ланкастеров — полную аромата, тепла и жизни. И в этом, друг мой, разница между Элинор Карлайл и Родериком Уэлманом.
— Разве это что-нибудь объясняет?
Пуаро кивнул:
— Это позволяет понять Элинор Карлайл, женщину, по натуре гордую и страстную, до отчаяния влюбленную в мужчину, который неспособен любить ее… А теперь давайте вернемся на минутку на то место в кустах.
Они шли молча. Лицо Питера Лорда стало еще более хмурым и озабоченным. Когда они пришли на место, Пуаро погрузился в свои мысли, а врач пристально наблюдал за ним. Неожиданно детектив заговорил с досадой и раздражением:
— В сущности, это элементарно просто. Неужели вы не видите уязвимого места в вашей теории? Согласно ей, какой-то человек, предположительно знавший Мэри Джеррард в Германии, приехал сюда с намерением убить ее. Но посмотрите, друг мой, посмотрите же! Пустите в ход свои глаза, если уж ум вам ничего не подсказывает. Что вы видите отсюда? Окно, не так ли? И в нем девушку, Элинор Карлайл, занятую приготовлением сандвичей. Но позвольте вас спросить: каким образом человек, наблюдавший за Элинор Карлайл, мог знать, что эти сандвичи будут предложены Мэри Джеррард? Никто, абсолютно никто не знал этого, кроме самой Элинор Карлайл. Ни сама Мэри Джеррард, ни сестра Хопкинс. Так если человек стоял здесь, наблюдая, если он потом влез в окно и подсыпал яд в сандвичи, какой вывод из этого следует? Что мог этот человек думать и предполагать? Только одно: что эти сандвичи, съест сама Элинор Карлайл…
Глава тринадцатая
Пуаро позвонил у двери коттеджа сестры Хопкинс. Та встретила его не очень приветливо, но тем не менее ему было разрешено переступить порог. Очутившись в доме, он не мешкая приступил к делу.
— Знаете, зачем я пришел сюда? Я хочу, чтобы вы рассказали мне правду.
Сестра Хопкинс была возмущена и разгневана:
— Что вы под этим подразумеваете, хотела бы я знать? Всегда и везде я говорю правду. Я рассказала на следствии о пропаже морфина, хотя многие на моем месте умолчали бы об этом. А ведь я знала, что меня будут порицать за халатность, за то, что я оставила свой чемоданчик внизу. Так оно и получилось, и, могу вас заверить, это не пошло на пользу моей, служебной характеристике. Но мне было все равно: я знала что-то относящееся к делу и рассказала об этом. Так что оставьте при себе свои намеки, мистер Пуаро! О смерти Мэри Джеррард я рассказала абсолютно все, что знала, ничего не утаила. Да я в этом присягу готова дать.
Пуаро не делал попыток прервать ее, давая раздраженной женщине возможность выговориться. Когда та выдохлась и замолчала, он заговорил спокойно и доброжелательно:
— Я вовсе не утверждаю, будто вы умолчали о чем-то связанном с преступлением. Я прошу вас рассказать мне правду не о смерти, а о жизни Мэри Джеррард.