Печальный кипарис. Миссис Макгинти с жизнью рассталась

– Она всегда была очень добрая, – медленно произнес Джеймс Бентли. – Но не совсем… если честно… не совсем меня понимала. Ее мама умерла, когда она была совсем ребенком.

– А потом вы лишились работы, – вступил Пуаро. – Найти другую было не так просто. Однажды вы, если не ошибаюсь, встретились с мисс Уильямс в Бродхинни?

Джеймс Бентли явно смутился.

– Да… да. Она приезжала туда по делу и заранее послала мне открытку. Чтобы я ее встретил. Ума не приложу, зачем ей это понадобилось. Не так уж близко мы были знакомы.

– Но вы с ней встретились?

– Да. Зачем обижать человека?

– И пошли с ней в кино? Или пообедать?

Джеймс Бентли был шокирован.

– Нет, что вы. Ничего такого не было. Мы… просто поговорили на остановке, пока она ждала свой автобус.

– Несчастная девушка, наверное, получила массу удовольствия.

Джеймс Бентли резко бросил:

– У меня совсем не было денег. Вы об этом забываете. Совсем.

– Да, конечно. Ведь это было за несколько дней до убийства миссис Макгинти?

Джеймс Бентли кивнул. Потом неожиданно добавил:

– Да, был понедельник. А ее убили в среду.

– Хочу спросить вас еще кое о чем, мистер Бентли. Миссис Макгинти читала «Санди компэниэн»?

– Да, читала.

– А вы когда-нибудь эту газету открывали?

– Она мне иногда ее предлагала, но я почти всегда отказывался. Моя мама такие газеты не признавала.

– Значит, последний перед ее убийством номер «Санди компэниэн» вы не видели?

– Нет.

– И миссис Макгинти ничего вам о том номере не говорила, о том, что в нем напечатано?

– Говорила, – неожиданно заявил Джеймс Бентли. – Можно сказать, взахлеб.

– О-ля-ля! Говорила, да еще и взахлеб. Что же она говорила? Только потолковее. Это важно.

– Ну, я теперь точно не помню. Там была статья про какое-то старое дело об убийстве. Кажется, дело Крейга… а может, и не Крейга. Во всяком случае, она сказала: кто-то, замешанный в том деле, сейчас живет в Бродхинни. Она прямо захлебывалась. Я даже не понял, почему она так разволновалась.

– А она сказала, кто именно… живет в Бродхинни?

Джеймс Бентли неуверенно ответил:

– По-моему, это женщина, у которой сын пишет пьесы.

– Она назвала ее по фамилии?

– Нет… я… это ведь так давно было…

– Умоляю вас – сосредоточьтесь. Вы ведь хотите вернуться на свободу?

– На свободу? – Бентли даже удивился.

– Да, на свободу.

– Я… ну да, конечно…

– Тогда вспоминайте! Что сказала миссис Макгинти?

– Ну… что-то вроде «вся из себя довольная да гордая. А гордиться особенно и нечем, если все выйдет наружу». И что, мол, по фотографии никогда не скажешь, что это она и есть. Ну, понятное дело, снимок-то совсем старый.

– Но почему вы решили, что речь шла именно о миссис Апуорд?

– Даже не знаю… Откуда-то взялось такое впечатление. Перед этим она говорила о миссис Апуорд… мне было неинтересно, я отвлекся… а потом… вот сейчас пытаюсь вспомнить и не могу точно сказать, о ком шла речь. Миссис Макгинти вообще была болтушкой.

Пуаро вздохнул. Потом сказал:

– Лично я считаю, что речь не шла о миссис Апуорд. Миссис Макгинти имела в виду кого-то другого. Какая нелепость – попасть на виселицу из-за того, что, разговаривая с людьми, ты был невнимателен… А миссис Макгинти рассказывала вам о домах, где она работала, о своих домохозяйках?

– Вообще-то бывало… но спрашивать меня об этом – пустое дело. Вы не хотите понять, месье Пуаро, что я в то время был занят собственной жизнью, собственными проблемами. Я тогда был весь на нервах.

– На нервах! Сейчас у вас для этого гораздо больше причин! Вспомните, говорила ли миссис Макгинти о миссис Карпентер – тогда она была миссис Селкирк или о миссис Рендел.

– Карпентер? Это у которого новый дом на вершине холма и шикарная машина? Он был обручен с миссис Селкирк… да, миссис Макгинти всегда эту миссис Карпентер чихвостила. Не знаю почему. «Выскочка» – вот как она ее называла. Что она этим хотела сказать, не знаю.

– А Ренделы?

– Он доктор, да? Про них она, кажется, ничего особенного не говорила.

– А Уэтерби?

– Об этих помню. – Джеймс Бентли был явно доволен собой. – «Все ей вынь да положь, вечно с какими-то дурацкими прихотями» – вот что она говорила. А про него: «Никогда слова не дождешься, ни доброго, ни злого. – Он помолчал. – Счастье в этом доме и не ночевало» – так она говорила.

Эркюль Пуаро поднял голову. На секунду в голове Джеймса Бентли зазвучали нотки, каких Пуаро раньше не слышал. Бентли не просто послушно повторял то, что диктовала ему память. На какой-то короткий миг его мозг вышел из состояния апатии. Джеймс Бентли думал о Хантер-Клоуз, о жизни в этом доме, о счастье, которое там и не ночевало. Джеймс Бентли думал, словно пробудившись от тяжелого сна.

Пуаро мягко спросил:

– Вы их знаете? Мать? Отца? Дочь?

– Не очень. И то благодаря силихемтерьеру. Собака попала в капкан. Хозяйка не могла ей помочь. Я ее вызволил.

В голосе Бентли опять прозвучали новые интонации. «Я ее вызволил» – в этих словах пусть слабым отзвуком, но все-таки слышалась гордость.

Пуаро вспомнил, что поведала ему миссис Оливер о своем разговоре с Дейдри Хендерсон.

И негромко произнес:

– А с хозяйкой собаки вы говорили?